– Ага. – Я пожала плечами. – Когда пришло первое?
– Примерно неделю назад, ваше высочество.
– Это Хао. Видимо, он не смотрел новости, иначе написал бы раньше. Мне нужно подумать над ответом.
– Ваше высочество, вы не можете отправить сто кредитов сообщнику По-Сина.
– Эмми, я не должна ему сто кредитов. – Я задумалась. – По крайней мере, я этого не помню, и даже если должна, это совершенно все равно. – Я махнула рукой. – Просто так Хао дает мне понять, что это он. Он не придет за деньгами. Ему всегда нравилось, когда я ему должна – так он получает возможность постоянно напоминать об этом.
– Должна ли я ответить, мэм? – спросила Альба.
– Позже. Мне нужно подумать, что написать, а завтра ужасно рано вставать. Спокойной ночи.
На следующее утро перед рассветом я была уже на ногах, одетая в желтовато-розовое сари, совершенно не подходившее к моим волосам. Так было положено по традиции, поэтому я не жаловалась – по крайней мере, вслух, – а тихо выругавшись, тут же помолилась о прощении.
Обычно я не придавала большого значения суевериям, но сегодня нам не помешала бы любая помощь, чтобы выжить. Как в буквальном, так и в переносном смысле.
Поэтому я стояла на коленях в озаренном мерцанием свечей храме, одетая в это жуткое розовое сари, а надо мной нависала статуя Ганеши. Огромный бог был изображен в танце, он поднял одну ногу и раскинул в стороны четыре руки. Уши были раскрашены красным, вдоль хобота шла широкая полоса. Гирлянды желтых и красных цветов свисали с его шеи и громоздились у ног вместе с грудами приношений от верующих.
В храме было тихо – только отец Вестинкар негромко напевал. Сладкий запах традиционных угощений – модака[7] и ладду[8] – смешивался с дымом благовоний.
Бог со слоновьей головой смотрел на меня сверху вниз с выражением, которое всегда казалось мне странной смесью веселья и жалости, и я вдруг подумала: а помнит ли он, как мы с Церой стащили его конфеты?
– Ом Гам Ганапатайе Намаха[11], – запел отец Вестинкар, и я вернулась в настоящее. Он прижал большой палец к моему лбу, оставив мазок драгоценной пасты из сандалового дерева, и низко поклонился. – Ом Гам, приветствуем предводителя небесных воинств!
Я повторяла мантру, сложив ладони и склонившись, пока не коснулась лбом прохладного пола храма. Мне было плохо в эти ранние утренние часы, поэтому я сосредоточилась на пуджа[12], а не на солнце, восходящем над горизонтом слева от меня.
Последние несколько дней мы повторяли этот ритуал каждое утро. Обращение к Тому, кто сокрушает препятствия своей могучей стопой… Начало праздника, просьба к Нему защитить свет и сохранить нас всех в безопасности.
При всей моей обиде на богов, для Ганеши в моем сердце был отведен отдельный уголок. Я никогда не рассказывала об этом Цере, но когда я взобралась на пьедестал статуи Ганеши, чтобы стащить те сладости для Пас, то оставила там браслет, который отец подарил мне в начале праздников, и с