– В каком году заключен Тильзитский мир?
– В тысяча восемьсот седьмом.
– Для чего служит правило левой руки?
– Для определения вектора электромагнитной индукции.
Это Игорь Евгеньевич, если честно, сказал уже наобум.
– Правильно, – после некоторого раздумья согласился низкорослый. И разочарованно выдохнул: – Ладно, идите.
Однако его товарищ, видимо, не привык так быстро сдаваться. Прищурился, словно выискивая слабое место в защите Любомудрова, и спросил:
– Перечислите спутники Юпитера.
– Ио, Европа, Ганимед, – бодро начал Игорь Евгеньевич и вдруг запнулся, сообразив, что дальше не помнит. – Кал…
– Ну-ну, продолжайте, – оживился высокий.
– Каллисто, – выговорил Любомудров.
Патрульный посмотрел на него с чем-то похожим на уважение и махнул рукой.
– Ладно, достаточно. Можете идти. Слава науке!
– Науке слава, – послушно подхватил Игорь Евгеньевич, которому уже расхотелось заступаться за парня.
И в магазин идти расхотелось. Добраться бы до дома без новых происшествий.
Подъем по лестнице отнял у Любомудрова последние силы. Тяжело отдуваясь, он подошел к двери и остолбенел. Из щели торчал аккуратно сложенный тетрадный листок. Нехорошее предчувствие зашевелилось под ложечкой у Игоря Евгеньевича. Что бы там ни было, но добрые вести так под дверь не подсовывают. Дрожащей рукой он развернул листок и мгновенно узнал почерк дочки:
«Прости, папочка, что сразу не сказала, но так уж вышло. Две недели назад меня пригласили в физико-математический интернат, и я все сомневалась, а сегодня утром окончательно решила. Тебе со мной тяжело, а там – мама говорит, что там мне будет хорошо. У нее в этом интернате какой-то друг преподает. В общем, я знала, что ты будешь против и у тебя из-за этого будут неприятности, поэтому подписала заявление за тебя. Не сердись, пап, на каникулы я обязательно приеду. И мы с тобой вместе куда-нибудь сходим. Да хоть в твой зоопарк. Хорошо? Целую. Катя».
Старательно выведенные строчки расплылись перед глазами Любомудрова. Он сложил ладони лодочкой, поднял взор к плафону над дверью и горестно возопил:
– Господи, ну за что ж ты меня так караешь?!
– Игорь Евгеньевич! – донесся сверху голос.
Но немного не оттуда, откуда мог бы ответить тот, к кому Любомудров обращался.
Пролетом выше на лестнице стоял Сергей Геннадьевич, активист домового комитета по содействию науке и, помимо этого, учитель информатики в школе номер двести тринадцать.
– Игорь Евгеньевич, голубчик, что же вы такое говорите? – завздыхал активист-информатор. – Вы же образованный человек, и вдруг такое мракобесие. Боюсь, я буду вынужден известить об этом комитет. Для вашего же блага.
– Что-что? – ощерился на него Любомудров. – Для чьего блага? Ах ты ж бога в душу мать пресвятую богородицу! Я тебе щас покажу благую весть!
Все нынешние и прошлые беды Игоря Евгеньевича наконец-то приняли реальную, осязаемую форму. Любомудров набросился на Сергея Геннадьевича, повалил его на бетонные ступеньки и принялся волтузить кулаками, приговаривая при каждом ударе:
– Во имя отца… и сына… и святаго… духа… Аминь.
Игорь Евгеньевич с удовольствием продолжил бы, но других молитв он не знал.
Александра Гардт
47b, Ursa Major
На базе всегда солнечно. Джимми устанавливает такой режим освещения специально, чтобы не сойти с ума. У него есть возможности, есть ресурсы, есть все, кроме самого главного. У Джимми нет реперной точки, нет почвы под ногами. Джимми не за что зацепиться, чтобы понять, сошел он с ума или нет и где начинается его личный отсчет по шкале Вселенной.
– В этой истории слишком много животных, – смеется Джимми, катаясь туда-сюда на кресле по лаборатории.
Кара смеется в ответ. Джимми знает наверняка, что ей все равно, она даже не слышит его слов. Кара всегда слишком занята своими теориями, чтобы замечать его по-настоящему, и это проблема.
– Сама посуди, у нас «червоточины», у вас – «кротовьи норы», все сложно. А в каком-нибудь испанском…
– В испанском тоже черви. Как и во французском, – говорит Кара, не отвлекаясь от планшета.
Пальцы скользят по воздуху, нажимая на виртуальные клавиши, будто трогая струны.
– Давай выберемся на улицу, – предлагает Джимми, зная, что все это – бесполезные попытки и слова вхолостую.
Их квартира похожа на межзвездное пристанище какого-то музыканта. Много света, замечательного, яркого солнечного света, много
