станется любая глупость, даже последовать за ней.
Но она счастливо вваливается в клуб, она аплодирует и визжит, когда он выходит на сцену с неизменной гитарой, она поднимает зажигалку, когда он играет ту песню, которая стоит у нее на звонке, она хочет подойти к нему после, но вдруг стукается лбом в невидимое стекло, разводит руками, дожидается, пока все разойдутся, понимает, что не может даже выйти из клуба. Мечется, бегает кругами, устает, останавливается. Перестает делать что-либо. Смотрит наверх, куда-то туда, где сейчас и постоянно уходит вслед за ней Джимми.
Кара благодарит небеса за ботинки и придумывает, что станции у планеты 47b в созвездии Большой Медведицы нужно дать имя, раз уж Джимми сподобился туда попасть. У него в голове не держится ровным счетом ничего, только пыль, ветер, коллекционные метрономы, а еще семь нот. И тогда она понимает, тогда она вспоминает, что не у нее одной древние вкусы. Джимми любит группу со странным названием «Арктические мартышки». «Арктика» – по-гречески означает «рядом с медведями».
Джимми роняет чашку раз.
– Станция «Арктика», – резко выпаливает она. – Если совсем дурак, запомни, что «Арктические мартышки» твои…
…оборачивается на шорох – и видит ее. Она говорит что-то про любимую группу, прерываясь на середине предложения, и он бросается к ней, вдруг находя реперную точку, вытесняя звук метрономов из головы, обнимает неловко, не рассчитав силы, и они вываливаются на пол в залитый солнцем дом. Пока он испуганно дышит и слушает тишину и четкость ее слез, Вселенная будто кружится над ними, но бежать больше никуда не надо. Рядом с Джимми и Карой лежат две одинаковые разбитые чашки.
Мария Гинзбург
Синий губчатник
Как и в девяти из десяти подобных случаев, корнем проблемы была любовь. Замершая, как, бывает, замирает беременность – и плод сначала перестает расти, а потом и вовсе умирает.
Королева Артанет проводила взглядом свой глайдер. Он легко поднялся с заснеженной опушки и, повинуясь приказаниям автопилота, направился на юго-запад. Через три часа он приземлится у могилы императора Эйлена – возможно, такой же пустой, как и глайдер. Королеву начнут искать, но она будет уже очень далеко. Артанет легко оттолкнулась палками от наста и умело и грациозно, как горный баран, помчалась по склону. Как и все потомки Вантары, королева отлично умело ходить на лыжах. Правда, ей пришлось обучаться этому на императорском горнолыжном курорте. Архавада, в отличие от умирающей во льду родины танаров, была теплой планетой.
Во многих сказках принцессы выходят замуж за пастухов. Но живут они с ними долго и счастливо только в том случае, если под лохмотьями пастуха скрывался предприимчивый принц. А Бэрд, принц-консорт Архавады, оказался настоящим пастухом. Артанет знала много браков, основанных на крепкой, как цемент, взаимной скуке. Проблема же ее собственного брака заключалась в том, что скучал только принц. Признать же совершенную глупость королеве не давала прославленная в веках гордость потомков Вантары. Королеве Архавады скучать было некогда. Но теперь ей этого захотелось – так сильно и страстно, как Артанет не желала и Бэрда на заре их романа. Иметь много свободного времени – своего собственного, которое можно проводить так, как хочется, а не так, как надо. Так, как проводил его Бэрд.
В десяти минутах бега на лыжах находилась охотничья заимка, о которой было известно немногим. Войти же внутрь могли только члены королевской семьи. За неказистым фасадом прятался мощный телепорт. Отсюда можно было перенестись только в одно место. На стиснутой льдами Ургаваде осталось не так много мест, где все еще можно было жить, но для уставшего короля или королевы всегда нашелся бы уголок в Летнем дворце императрицы Саанви. По преданию, после гибели Вантары этим телепортом воспользовался второй венценосный брат – Эйлен. И если даже основатель империи мог отказаться от груза любви и ответственности, значит, в этом нет ничего зазорного и для ныне здравствующей королевы, которой надоело крепко, до боли, сжимать в руках бразды правления и захотелось взять в них цветок праздности.
Артанет расстегнула крепления, освобождаясь от лыж, и толкнула дверь домика. Та бесшумно отъехала в сторону. Во мраке блеснул россыпью разноцветных искорок овал телепорта. Артанет сделала шаг вперед. Что-то холодное и скользкое плюхнулось ей на плечо. Артанет отшатнулась назад, но было уже поздно.
Мохнатый плевок синего губчатника мгновенно разъел рукав парки и впитался в кожу королевы. Автоматически включился свет, стало видно, что вся внутренность заимки захвачена этим мерзким паразитом. Темно-синие разводы лохматой губки покрывали собой стены, свисали, как мох, со стропил и неопрятным ковром лежали на полу. Синий губчатник был бичом овцеводов, гонявших свои стада по горным долинам. По сути, он являлся разновидностью гриба, только очень стремительно развивавшегося и предпочитавшего в качестве субстрата теплокровные организмы. И уже через пятнадцать минут изо рта королевы Артанет должны были посыпаться голубые споры. Из трех пораженных губчатником баранов один выживал, но ни один человек еще не смог сказать того же самого о себе.
Мысли королевы беспорядочно заметались. А скоро, хладнокровно подумала королева, я вообще не смогу мыслить связно. Зараженные губчатником люди умирали не столько от истощения, сколько от отравления – ферменты, необходимые для внешнего пищеварения губчатника, были очень токсичны. Впрочем, Артанет понимала, что у нее есть два выхода. Она могла довести свой план до конца и шагнуть через телепорт. Причем сделать это надо было как можно быстрее. И уже из Летнего дворца запросить переброску пары ампул с вакциной. Но это означало принести споры гриба на Ургаваду, а это был не тот
