Конные прогулки Тао любил, пускай ступать жеребцу приходилось не по столичным бульварам, а по крытым прохудившейся брусчаткой узким и кривым варварским переулкам. Тем не менее немало гармоничных, элегантных и дерзких творений Тао сложил именно здесь, на чужой земле, под чужим небом с чужим солнцем на нем. Сложил, покачиваясь в седле под варварскую суету и разноголосицу.
Тао вспомнил слова, которые произнес десять лет назад, через месяц после того, как впервые ступил на эту землю.
Холода стояли страшные. Старые творения прохудились от времени и с морозами больше не справлялись. Творцы нижних черед не справлялись тоже. Зимы с каждым годом становились все суровее. Так было до тех пор, пока не появился Тао.
Ночь за ночью Илай проводил в подвальной темноте, едва разбавленной тусклым светом, мятущимся с восковых свечей и огарков. Он исхудал, осунулся и не помнил, когда в последний раз ел досыта и спал вдоволь. Сложить буквы в слова удалось без особого труда. И теперь эти слова завораживали Илая, затягивали в себя, держали и не желали отпускать.
«…надлежит собрать воедино свое естество, сосредоточиться, и тогда…»
«…всякий предмет похож на какой-либо другой. Найди сходство и…»
«…слабеют со временем. Ищи новые сочетания взамен утративших силу. Чтобы починить…»
«…от простого к сложному. Сначала отвори дверь, зажги свечу, порази дикого зверя и лишь потом чини мир…»
«…тем сильнее, чем сильнее речи твои, тем надежней, чем больше ты вложил в них, тем быстрее…»
Раз за разом Илай вчитывался в обрывки фраз, повторял их, заучивал, произносил вслух, выкрикивал в гулкий подвальный мрак. И… ничего не происходило. Вообще ничего.
Тайны чинителей, о которых говорил умирающий отец, остались в пропавших, размытых строках. Илай знал это точно, наверняка. Он мучительно пытался вернуть пропажу, по горстке уцелевших слов догадаться об утерянном.
– Сначала отвори дверь, – в который раз повторил Илай. – Всякий предмет похож на какой-либо другой. На что похожа дверь?
Подвальная дверь была похожа на дверь. И только на нее. Дверные косяки походили лишь на другие косяки. Петли – на другие петли. Плотно подогнанные друг к дружке дубовые доски разве что на соседние.
У Илая кружилась голова, мысли путались, неведомая мудрость чинителей, казалось, издевалась над ним. Подвальная дверь словно скалилась, ухмылялась замочной прорезью.
– Ухмылялась. – Илай растерянно проговорил последнюю мысль вслух. – Но дверь же не рот, чтобы ухмыляться. Хотя…
Его внезапно пробило холодным потом. Дверь открывается – так же, как и рот. Распахивается. Если снять дверь с петель и опрокинуть на бок, она и формой будет напоминать…
– Рот, откройся! – не додумав, выпалил Илай. – Ну же! Ну!
Ничего не произошло опять. Илай утер со лба испарину.
– Рот, отворись! – выкрикнул он. – Распахнись! Расширься!
И вновь ничего.
– Раззявься!
Он отшатнулся, налетел спиной на сложенную в углу ветхую рухлядь и лишь чудом устоял на ногах. Дверь со скрипом отворялась. Медленно, будто нехотя. Сама по себе.
В два прыжка Илай оказался на пороге. Ухватил дверь за ручку, с грохотом захлопнул, отступил на шаг.
– Рот, раззявься! – выкрикнул он.
Дверь, скрипя, с натугой отворилась вновь.
Дни и ночи слились для Илая в безвременье. Отворять двери стало для него самым важным, единственно важным занятием.
– Рот, ощерься! Оскалься! Распялься!
Двери отворялись. От одних слов медленно и неохотно, от других – мгновенно и настежь. Вот что означало «… тем сильнее, чем сильнее речи твои, тем надежней, чем больше ты вложил в них, тем быстрее…». Редкие, неожиданные слова действовали сильнее обиходных и досужих. Те слова, которые трудно найти, которые таятся на задворках ума, и надо собрать свое естество воедино, чтобы извлечь их наружу.
Двери отворялись. С каждым днем все медленней и неохотней. Пока не перестали отворяться совсем.
«… слабеют со временем. Ищи новые сочетания взамен утративших силу. Чтобы починить…», – вот это о чем, понял Илай. Со временем слабеют слова и сравнения, необходимы другие, свежие. Их надо искать.
Так: дверь похожа на рот. А он на что? Рот похож на…
