По шоссе шла немецкая колонна. Врубив фары, катили грузовики, тащившие на прицепах пушки, дробно скрежетали танки и бронетранспортеры, стрекотали мотоциклы.
Проехали. Шум утих, но, вспугнутый, сон не шел.
Вздохнув, Тимофеев вылез из стога, отряхнулся, собрал свое барахло и потащился вдоль шоссе.
Было, наверное, начало пятого – восток светлел, да и небо над головой было не черным, а синим. Темно-синим, как сапфир.
Витька вспомнил, как в Таиланде долго выбирал подарок матери на 8-е Марта. Сапфиры ей всегда нравились, вот он и искал подходящий камушек…
– Хальт! Хенде хох, Иван!
Глава 10
Разведка боем
Еще девятнадцатого июля 10-я танковая дивизия вермахта, шедшая в авангарде 46-го мотокорпуса 2-й танковой группы Гудериана, заняла Ельню и попыталась развить наступление на Спас-Деменск, однако Красная Армия остановила сей порыв.
Противник перешел к обороне – и образовался так называемый ельнинский выступ, глубоко вдававшийся в советскую оборону.
Это было опасно – Ельнинский выступ мог стать опорным пунктом для дальнейших атак немцев в вяземском направлении.
Решено было выступ «срыть» и выровнять фронт.
После очередной безуспешной попытки ликвидировать ельнинский плацдарм фрицев генерал армии Жуков, командующий Резервным фронтом, подтянул артиллерию и тридцатого августа начал наступательную операцию.
Замысел Ельнинской операции предусматривал прорыв немецкой обороны встречными ударами войск 24-й армии с севера, а 28-й – с юга под основание выступа с целью окружения войск противника, рассечения немецкой группировки ударом с востока и уничтожения ее по частям.
Южнее 28-й должна была наступать 43-я армия – в направлении Рославля[7].
В последний день лета в 7.30 утра начался артналет – восемь сотен орудий, минометов и «катюш» обрушили огонь на немецкую оборону. Ровно в 8.00 началось наступление.
– Марьин! Макеев! Сулимов! Исаев! Краюхин! Якушев!
Абанин оглядел вышедших из строя и сказал:
– Пойдете со мной в разведку.
– Есть!
Лейтенант каждому торжественно вручил по новенькому автомату «ППШ». Марлен тоже получил такой.
Насупился, вспомнив Тимофеева, и сразу же разозлился – он в няньки не нанимался!
Ваня Якушев повесил автомат на шею и, как заправский бармен, взял в каждую руку по две бутылки с «коктейлем Молотова».
– Приберег для особых случаев! – ухмыльнулся он.
Но Абанин был серьезен. Видать, в первый раз вел людей за собой.
– За мной! – скомандовал он.
В этот момент грохот близкого боя резко усилился – вражеский снаряд упал совсем недалеко.
– Бегом!
Марлен кинулся бежать улицей села, оставшегося для него безымянным – все дома горели, а от крайних изб простиралось гладкое поле, укрытое пеленой тумана. Из белесой мги выползали немецкие танки, за ними густой цепью наступала пехота.
Наших было мало, они медленно откатывались назад.
Впереди маячил Марьин, мешая Абанину наблюдать за противником, и лейтенант крикнул:
– Возьми левее! Отсекаем пехоту!
Хорошее дело – автомат…
Исаев, сильно пригибаясь, чуть не падая, перебежал, бросился в траву, под ненадежную защиту оплывшей огородной грядки, и длинными очередями стал отсекать пехоту от танков. Цепь гитлеровцев сломалась, пошла рваться и распадаться.
Кто-то из панфиловцев бросился навстречу танку, нырнул в черную воронку и оттуда перебил гусеницу гранатой. «Тройка» повернулась бортом к разведчикам, будто хвалясь, выпячивая жирно намалеванный крест. В ту же секунду где-то слева хлопнула «сорокапятка», вгоняя снаряд точно в крест![8]
Танк вспыхнул, словно его бензином облили.
Замершие было бойцы взбодрились, снова ринулись вперед. Еще раз хлопнула «сорокапятка», и второй по счету танк, клюнув носом, остановился и зачадил. Немецкие танкисты живо полезли из горящей машины, но далеко не уползли, мешками падая под очередями разведки.
Прочуяв ситуацию, гитлеровские танки замедлили ход, а пехота залегла, ожидая огня противотанкового орудия. Но пушка молчала.
