— Скалистые воины… тьфу ты… Свободные воины Скалистого Края приветствуют дом Ханфа!
— Я не вижу среди вас капитана Лазаря Пропащего.
Пират с длинной узкой бородой опустил руку и хмыкнул.
— Так и есть.
— И где Пропащий?
Бородатый пират развел руками:
— Пропал, хе-хе! А ежели серьезно — я за него. Помер Пропащий. Напился ночью и за борт вывалился. Мы его пытались батогами поймать, но, видно, речной бог думал иначе. Знатно мы его смерть отпраздновали. У нас знаете как: если капитан не в бою тонет, то это славный знак. Значит, в грядущей битве потерь будет мало.
— Надеюсь, договор в силе. — Лексо подошел к краю борта и протянул наверх письмо с печатью.
— А как же, господин. Мы, вольный народ, аванс любим. Я, если что, Квоком кличусь.
Квок подозвал к себе молодого помощника и передал ему послание. Тот сорвал печать, пробежался глазами по тексту и прильнул к уху своего капитана.
— Значит, отличнейшее пойло? — заметно повеселев, пробасил Квок. — Хорошо, бес мне в бороду. Прошлый корабль, который мы взяли, вез лишь овес и тюки с посконью.
— Пойло, да, но не только оно. — Лексо вдруг повернулся в нашу сторону.
Это было весьма неожиданно. Для меня и Алабели. Я стоял слишком близко к Лексо и упустил возможность отреагировать. Неразговорчивые старички с нашего корабля разом вспомнили, для чего их взяли в плавание, — у наших с Алабелью глоток появились лезвия стилетов. Я почувствовал, как острейшая сталь продавливает мою кожу над кадыком, так что в первые секунды у меня получилось лишь неразборчиво выдавить:
— Что за… Уховертка сопливая.
— Такова жизнь, Фосто, — дернул плечами лживый мерзавец. — Выживает тот, кто хитрее. Капитан, эта парочка теперь в ваших руках и все их золотишко тоже. Сгодятся для любой каторжной работы, только помните, что они довольно кусачие. Ах да — в трюме валяется еще один подарочек. Сейчас он дрыхнет, но как протрезвеет, можете смело сажать его за весло.
Квок махнул своим ребятам, и те всей гурьбой перебрались на наш корабль. Сам капитан, спустившись, подошел к Лексо.
— Дай обниму тебя, добрый друг. Дом Ханфа знает, какие подарки мы любим: золото, вино, рабы… корабли.
— Корабли? — переспросил Лексо, подняв брови.
Вместо подтверждения капитан Квок оттолкнул от себя мимолетного союзника, которого тут же схватили под руки несколько пиратов в цветастых одеждах. Вояки же, удерживающие нас с Алабелью, теперь сами превратились в заложников. Трех из них Квок велел прирезать и сбросить за борт.
— Проку нет — лишние рты, — заключил он.
— Я доверенное лицо графа Ханфы! — дергался во вражеских объятиях Лексо. — С вами заключен договор!
— С Лазарем. С Лазарем заключен договор. Он был парланцем и любил работать на парланцев. Настоящий пират работает лишь на себя.
Квок оглядел корабль, поморщился и пару раз топнул ногой по палубе.
— Эй, гребцы! Сидите тихо. В этом случае вам ничто не угрожает.
— Может, мы откупимся золотом, и нас отпустят? — рискнул поинтересоваться я, когда мое связанное по рукам и ногам тело начали поднимать на пиратскую галеру.
— Если только так, — ответил Квок и кивнул в сторону реки.
Три тела, легонько покачиваясь на волнах, оставляли за собой длинный алый след.
Глава 37
Против течения
Однажды я поинтересовался у одного странствующего артиста о том, как он планирует встретить закат своей жизни. Ведь когда-нибудь пальцы устанут щипать струны лютни, а тело, отягощенное бесконечными попойками и плясками, будет жаждать покоя. Баллады других сочинителей, молодых и искусных, будут ходить в народе, и творения старого шептуна сгинут в небытие. Странствующего артиста мой вопрос не смутил. Он сказал, что будет сочинять песни до тех пор, пока его не хватит удар. Что лишь творчество для него означает жизнь. Правда, потом этот сукин сын охмурил одну знатную вдовушку и каким-то образом присосался к ее кошельку. С творчеством, насколько я знаю, он завязал.
Эта история, внезапно посетившая мою голову, была очередным доказательством того, что верить словам нельзя. Человек, обманувший кого-то лишь
