Он дошел до ванной комнаты и, склонившись над фаянсовым белым умывальником, вылил на голову кувшин холодной воды. Полегчало. Вода текла по волосам, по щекам, которые по самые глаза уже поросли светлою щетиной, по губам; и Лихо губы облизывал.
По шее.
За шиворот, успокаивая и охлаждая.
Выстоит.
У него иного выбора нет, потому как…
Он упер руку в зеркало и с кривоватой улыбкой, которой несколько мешали клыки, посмотрел на мизинец. На смуглой коже следом от родового перстня выделялся белый ободок.
Выстоит.
Хотя бы этой ночью, потому как без него не справятся…
Луна в окне нахмурилась, и ветер тронул пыльные гардины, но Лихо лишь встряхнул головой: некогда ему шепоток слушать. Дело ждет.
Богуслава очнулась на закате.
Низкая луна смотрела из зеркал. И сами зеркала раскрывались хельмовым чарованным лабиринтом, в котором клубилась сила. Тот, кто жил в Богуславе, эту силу черпал полными горстями…
Он сбрасывал запоры.
И раскрывал туманные пути, выпуская души.
…время пришло.
ГЛАВА 12
Демоническая
Ожидание лучших времен с годами переходит в хроническую форму.
Запах гнили стал невыносим.
Себастьян дышал ртом, но все одно не мог избавиться от ощущения, что вот-вот задохнется в этом смраде.
Полнолуние.
И луна круглая, точно циркулем на небе выведенная, не исчезает даже днем. Она смотрится в окна и смотрит из зеркал, заставляя нервничать.
Завтрак.
И панночки странно молчаливы, точно тоже чуют неладное. Смотрят в тарелки. Кривятся. Одна Богуслава улыбается счастливо.
Клементина бледна, если не сказать — сера, губы в лиловой кайме, под глазами — мешки, и сами глаза красные, как бывает после долгих слез…
…а ведь подкинули ее во дворец, к самым королевским покоям, в корзинке плетеной и с записочкой, что, дескать, дитя сие — незаконнорожденное, но крови королевской, и ежели его величество вздумают отеческим долгом пренебречь, то свалятся на голову его многочисленные проклятия…
Нет, в самой Клементине колдовского дару ни на грош.
…а не в этом ли дело? Оттого и вернули отцу, а не…
— Панночки, — голос надтреснутый, глухой, но в белоснежной тишине столовой он звучит как-то слишком уж громко; и луны в зеркалах мелко дрожат, готовые в любой момент разлететься на осколки, хоть бы от этого самого голоса, — прошу вас сегодня не покидать пределы Цветочного павильона.
— Почему? — поинтересовалась Евдокия, отодвигая тарелку с нетронутым завтраком.
Ответа не получила. Клементина поднялась, и следом за ней, повинуясь привычному ритуалу завтрака, встали красавицы.
— Считайте этот день отдыхом, — сказала Клементина, вымученно улыбнувшись. — Завтра вам предстоит посетить бал в честь…
Она говорила, глядя на собственные руки, которые мяли, терзали льняную салфетку, неспособные остановиться. И Себастьян тоже смотрел, подмечая, что руки эти бледны, а ногти, напротив, утратили исконный розовый цвет, налившись мертвенной синевой.
У панны Клементины было неладно с сердцем.
А может, и не в сердце дело?
Времени остается все меньше.
