– Воды. – Богуслава открыла глаза, с трудом унимая внезапную дурноту.
Роились мошки.
Красные. Синие… и надо бы о помощи попросить, не этого, услужливого, в полосатом летнем костюме, который был неуместен в поездке, а Себастьяна…
…он бы не отказал, помог…
…предупреждал ведь…
…нет, Богуслава сама справится. И подумаешь, головокружение. Переволновалась она, с кем не бывает… с нею прежде не бывало, а теперь вот… и руки дрожат, воду в стакане высоком расплескали бы, когда б не своевременная помощь.
– Грель Зигмундович Стесткевич, – представился помощник и ручку подал. – Панночка Богуслава, вам бы лучше прилечь… идемте… знаете, у меня матушка тоже мигренью маялась… я вам сейчас массаж сделаю, и полегчает.
Богуслава хотела ответить, что не нужен ей массаж, но только покой, когда раздался протяжный паровозный гудок. За окнами громыхало. В вагоне же появился острый запах навоза, угля, раскаленного металла. И он порождал такую странную слабость, что Богуслава не сумела бы на ногах устоять.
Ее аккуратно уложили на диванчик и подпихнули под голову подушки.
– Ее тоже прокляли? – раздался звенящий голосок, кажется, Ядзиты…
…черная невеста, так ее прозвали.
На что рассчитывает? На победу?
Все здесь рассчитывают победить… дуры.
– Нет, – это эльфийка, которую всунули в число конкурсанток, желая угодить ее неведомому покровителю… – Ей просто дурно стало…
Дурно.
И избавиться бы от всех… Богуслава ведь достойна короны больше, чем кто-либо…
– Неужели? Помнится, здоровье у Славы было отменнейшим…
Габрисия, заклятая подружка. До сих пор простить не может? Богуслава не желала зла… просто шутка… обыкновенная шутка… и кому от того хуже стало… радоваться должна бы, а то так бы и жила в плену иллюзий.
Тот, кто занял тело Богуславы, охотно соглашался с ней, и оттого присутствие его, еще недавно неудобное, ныне стало жизненно необходимо.
Открыв глаза, Богуслава слабо прошептала:
– Все хорошо… слишком много всего произошло сегодня…
И с нею согласились.
…и только эльфийка посмотрела странно, но промолчала.
Правильно. Пусть молчит. Тогда, глядишь, и проживет дольше.
Нет, Богуслава не собиралась никого убивать. Пока, во всяком случае, но если ей понадобится защитить себя… себя и того, кто спрятался в ней, она не станет колебаться. И он, благодарный за заботу, унял дурноту. По воле его слабое тело Богуславы наполнилось удивительной хмельною силой, которую, правда, нельзя было выказывать…
…конечно, он прав.
И Богуслава смежила веки, позволяя себе принять заботу. Ей сунули под голову еще одну подушечку, плоскую и жесткую, накрыли пледом, растерли виски сандаловым маслом, которое щедро пожертвовала Габрисия, и, решив, будто Богуслава спит, оставили в покое.
До Гданьского вокзала, где красавиц ждали экипажи, оставался час езды. Хватит, чтобы обдумать все хорошенько… и тот, кто прятался в Богуславе, оценил и ее благоразумие, и актерский талант.
Пригодятся.
Гданьская летняя резиденция его величества, собственно говоря, была возведена за чертою Гданьска. Правда, в последние годы город разросся, подступив вплотную к королевским землям. Раскинулись русла дорог, мощенных горбылем, проросли вдоль них купеческие особнячки, крашенные то в желтый, то в небесно-синий, а то и вовсе в розовый колер с непременными грифонами у лестниц…
Припекало солнце, проникая под кружевные завесы зонтиков.
Цокали подковы. Покачивались коляски, бежали следом мальчишки, норовя подобраться ближе, нисколько не боясь конной охраны. Остался позади вокзал с оркестром и мэром, каковой лично вышел приветствовать красавиц и долго нудно говорил о высокой чести, городу оказанной…
…первая фотосессия…
…и первое же, согласованное с его превосходительством, интервью…
…цветы, которые принимала охрана, обещая обязательно передать. Приветственные крики и раздраженные, большей частью женские, взгляды. Впрочем, и раздражение в них было по-летнему ленивым, преисполненным той особой истомы, которая пронизывает все и вся в таких вот курортных городках…
