растрепались, черные глаза пылали, видимо страстью, которую Тиана пыталась подавить в себе. Вздымалась высокая грудь, приковывая взор… и платье выгодно обрисовывало тонкий стан красавицы…
Сама же она выставила ручки, упираясь в грудь Матеуша, силясь сдержать его напор. И это робкое сопротивление лишь дразнило его.
– Сходить с ума очень вредно для здоровья, – сказала панночка, отчего-то баском.
– Всего один поцелуй!
Она зажмурилась.
И вывернулась-таки, Матеуш мазнул губами по щеке и, рывком подняв панночку, которая, кажется, готова была лишиться чувств от ужаса, прижал ее к себе.
– Не надо меня бояться, Тиана, – прошептал он на ухо и провел ладонью по жестким черным волосам. – Я не обижу тебя… поверь.
Она судорожно вздохнула.
– Я понимаю, что был слишком напорист… тебе нужно время…
Тиана кивнула.
– Вы… вы ж… королевич… и я вашего портрету видела.
– И как я в жизни? Лучше, чем на портрете?
– Пожалуй что… на портрете-то вы косоглазите маленько…
Матеуш поморщился, косоглазие, еще одно наследие далеких предков, с немалым трудом удалось изжить, но на снимках сей дефект отчего-то вылезал.
– И матушка ваша куда как хороша… а уж батюшка очень даже на себя похожий. Я в прошлым годе купила дядечке на именины бюст короля. Бронзовый. Хотела поначалу пресс-папье, а потом подумала, что пущай стоит на столе государь…
Стоило руки разжать, как Тиана тотчас отстранилась.
– Вы… извиняйте, что я так… я ж простая девушка… у нас в городе не принято вот так с девицами-то… нет, есть-то девицы, с которыми очень даже принято, но то гулящие, а я ж не из таких! Мне еще замуж идти…
– Не волнуйся, моя дорогая, замуж ты выйдешь, не будь я наследным принцем!
При этих словах Тиана вздрогнула…
…робкая она.
Боязливая.
Чудо просто…
Получасом позже, оказавшись под прицелом множества взглядов – любопытных, насмешливых, завистливых или же полных презрения, – Себастьян мысленно проклял и любимое начальство вкупе с его гениальными идеями, и Аврелия Яковлевича, благодаря умениям которого стало возможно воплощение оных идей в жизнь, и любвеобильного Матеуша с его выбором…
– А это, дорогая моя Тиана, пан Лихослав Вевельский. – Его высочество, преисполнившись надежд и смутных ожиданий, спешили тотчас реализовать план с замужеством.
Вниманием своим Матеуш не обошел ни одного кавалера из числа собравшихся в Гданьском парке. Себастьяну попеременно были представлены князь Руды, почтенный вдовец семидесяти семи лет от роду, граф Яскулкин, почитавшийся старым холостяком, а то и вовсе женоненавистником, троица дворцовых вертопрахов, которых при ближайшем рассмотрении Матеуш счел кандидатурами негодными, ненадежными. И вот очередь дошла до Лихослава.
– Пан Лихослав у нас только-только от границы вернулся… еще не успел освоиться в свете, но мы, безусловно, рады, что он почтил нас вниманием…
Панночка Белопольска потупилась и глупо захихикала…
– Премного рад, – сухо ответил Лихослав. А руку, к счастью, целовать не стал.
Его высочество, окинув взглядом поляну, вновь повернулись к княжичу Вевельскому. И в мутноватых стеклянных глазах Матеуша мелькнуло что-то этакое, что заставило Себастьяна проникнуться тревогой как за собственную судьбу, так и за братову.
Отец, по слухам, вновь в растраты влез, а в кредите ему отказано было. И встал вопрос о продаже земель, которых и без того за последние лет десять убыло. Векселей за княжьей подписью множество ходит, того и гляди, до суда доберутся. Лишеку отчаянно нужны деньги. Он молод, но порядочен, и если слово даст, то сдержит… и собой хорош, верен… идеальное прикрытие. А после, когда фаворитка надоест, то и супругом станет неплохим…
Мысли его высочества были столь явными, что Себастьян поежился и, дождавшись, когда Матеуш отойдет, взял брата под руку, шепнул:
– Лихо, улыбайся… да шире улыбайся… и еще… и сделай вид, что очарован мною…
– Уж прости, дорогой братец. – К счастью, Лишек не выказал удивления. И улыбался старательно. – Ты, конечно, прекрасен, откуда ни посмотри, но я больше по женскому полу как-то… привычней оно мне.
Но к ручке склонился, сделав вид, что целует.
