…вот только верность они хранят той, кого сами выбрали. И нет среди оборотней браков по расчету, потому как непонятно им, как можно жизнь связать не по выбору сердца.
Однако разве о них речь?
Не оборотень. Ошиблась Евдокия, унюхала то, чего нет… и с нею случается. А Лихослав ждет ответа, не торопит.
– Семьсот тысяч злотней, – сказала Евдокия, глядя в синие глаза офицера. – И в перспективе доля в семейном предприятии.
– Большом?
– С годовым оборотом в три миллиона.
Приподнятая бровь.
И не стоит, пожалуй, озвучивать, что предприятие это во многом усилиями Евдокии обороты лишь набирает. А когда нормально заработают прикупленная давече суконная фабрика и канатный заводец, единственный на три воеводства, то доходы вырастут на треть…
…и к Хельму медные рудники.
– Что ж, достойно, – произнес Лихослав. – Стало быть, мои намерения вы сочли достаточно…
– Ясными.
– И возражений не имеете?
– Да разве ж я могла бы? – Евдокия погладила кулончик, который был отвратительно молчалив. – Но дело ведь не за мной, а за Аленкой… видите ли, она влюблена.
Лихослав покосился на перстень, но камень не спешил менять окрас.
– И в кого же?
– В Себастьяна Вевельского, – с преогромным наслаждением, что было ей вовсе не свойственно, сказала Евдокия.
Лихослав нахмурился. Дрогнула губа, блеснули клыки…
Злится?
Пускай… позлится и пойдет искать невесту в другом месте.
…приданое приданым, но Евдокии неприятно было думать, что ее сестра окажется замужем за человеком, которому нужны были исключительно маменькины злотни.
Она девочка светлая. Влюбится еще… придумает себе счастливую жизнь… страдать станет.
– И давно? – Лихослав глядел на камень так, точно подозревал за ним обман.
– Да уж третий год пошел…
…с того самого дня, как Аленка удостоилась сомнительной чести столкнуться с князем на цветочной ярмарке. А он, видимо пребывая в хорошем настроении, подарил ей розу.
Белую.
Белая роза – символ чистых намерений и высокой платонической любви. И бесполезно было утверждать, что вряд ли ненаследный князь догадывался о значении своего подарка.
С Аленкой вообще спорить было сложно.
– Третий год, значит… а Себастьян знает об этой… – Лихослав нарисовал в воздухе сердечко.
– Понятия не имею. Мне он не отчитывался.
– Ясно… в таком случае, надеюсь, вы не станете чинить препятствий… другим кандидатам?
– За пять сребней? – Монетки все еще лежали на столе. – Конечно, стану.
– Почему?
– Вы мне за информацию платили. – Евдокия выстроила серебряную башенку, а затем смахнула сребни в ридикюль. – А не за содействие…
– Но…
– Вы же не станете отрицать, что я совершенно искренне отвечала на все ваши вопросы?
– Нет, но…
– И в таком случае свои обязательства согласно договору я выполнила.
Евдокия поднялась.
– Стойте… вы…
– Я же предупреждала, что потом дороже станет. Двадцать сребней. Ежемесячно…
Торговаться офицер не умел совершенно…
А в купе Евдокию поджидал сюрприз.
Он пристроился на красном диванчике у окошка и сидел, подперев подбородок пятерней. Пухлые пальцы Аполлона касались румяной щеки,
