Каждая из них была когда-то княгиней – одна у ловатичей, другая у древлян. Каждая была старшей жрицей целого племени, но увидела своими глазами, как погибла его воля, утянутая могучей русской рекой. И обе при этом овдовели, чтобы потом найти новых мужей все там же – в русской дружине. Эльга попыталась представить рядом с собой невестку, еще одну знатную дочь русского рода – сейчас и она плела бы венки для Макоши…
Или нет? Ей порой вспоминался разговор, который случился между нею и Олегом Предславичем еще зимой, вскоре после того как все между ними уладилось и древлянский князь с женой собрались уезжать. Погас огонь на площадке святилища, миновал Велесов день – праздники закончились. Перед отъездом Олег Предславич зашел к Эльге проститься – без жены. Эльга в это время сидела почти одна, лишь с двумя старшими племянницами, Святаной и Держаной. Святана минувшей осенью вышла замуж за одного из сыновей рода Илаевичей, Держана ожидала свадьбы на следующий год. Встретив гостя, они проводили его к столу, усадили, подали блюдо с пирогами, принесли греческий кувшин с переваром, где на боку красовался чудный крылатый зверь, налили две серебряные чеканные чаши и отошли, ожидая случая еще услужить госпоже.
– Угощайся, свет мой. – Эльга улыбнулась и взяла пирожок с моченой ягодой в меду. – Собрались?
– Завтра едем.
– Кланяйся дочери особо от меня и сына.
В юности Эльга знавала князя Предслава – Олегова отца. На него Олег совсем не походил, и она надеялась, что в нем есть хоть какое-то сходство со знаменитым дедом. Спросить уже некого – те старые оружники и соратники Вещего, кого она застала в живых по приезде в Киев, говорили в один голос, что на него похожа сама Эльга. Она только знала, что у Вещего были светлые волосы и смарагдовые глаза – как у нее. Олег-младший был темноволос и сероглаз, в густой бороде сейчас, при конце пятого десятка лет, обильно сверкала седина. Ростом и статью он не посрамил бы деда – превосходил его только Мистина. Красотой лица Олег Предславич не отличался, однако выражение ума, честности, доброты вполне ее заменяло.
А на кого похожа его младшая дочь? Эльге вдруг захотелось расспросить: а что, если и у той, правнучки Вещего, такие же глаза и волосы? Но она сдержала любопытство, неприличное в ее годы и при ее положении. Скоро сама все увидит. И какова бы ни была Олегова дочь – это ее невестка, мать будущих внуков. Так нужно для блага земли Русской: чтобы все потомки Вещего, кого Рожаницы пошлют в мир, стали детьми Ингорева рода, а не соперниками его.
– Буду кланяться. – Олег кивнул и вздохнул. – Неспокойно у меня на сердце, матушка.
– Отчего же?
– Как она здесь… одна будет, среди чу… – Он запнулся и не окончил.
Эльга усмехнулась и помолчала, подперев ладонью подбородок и глядя на него.
– А не помнишь, как ты через Ильмень ехал той зимой, когда стрый Одд умер, и меня за Ингвара сватал? Мне сравнялось семь лет. И ты просил моего отца с матерью, чтобы отпустили меня в Киев, к тебе с Мальфрид, или в Волховец – к Ульву и Сванхейд. Семилетнюю девочку. В этакую даль, на другой край света!
– Но они бы не сделали тебе никакого зла! – возразил Олег Предславич, смущенный этим напоминанием. – И уж конечно, мы с Мальфрид! И Ульв, и мы растили бы тебя как дочь!
Эльга продолжала смотреть на него с мягкой насмешкой, и Олег опустил голову.
– Мне самому тогда было двадцать лет, – вымолвил он, будто признался. – У нас еще не было детей. Что я понимал? И я очень хотел, чтобы уставы деда соблюдались. Если бы я начал с того, что нарушил самый важный – какой бы из меня вышел… князь?
Оба они вспомнили при этом одно и то же и оба смутились: Олег при мысли о том, как потерял дедов стол, а Эльга – как его обрела. Она не стыдилась своего прошлого, но надо иметь каменное сердце, чтобы не жалеть того, кого обездолила твоя удача.
– А у меня есть дети, – сказала она наконец. – И племянники. И скоро могут быть внуки. – Она бросила беглый взгляд на замершую возле укладки Святану в ее красном уборе молодухи. – Я знаю, что это такое. Но я не виню тебя: ты поступил правильно, потому что выполнял волю деда. Иных и раньше от родных увозят. Вон Деляна, ты ведь помнишь – ее трех лет сюда забрали от матери!
Они еще помолчали. Древлянку Деляну трехлетней девочкой обручили с Оди, единственным сыном Олега и Мальфрид, который умер после изгнания семьи из Киева, в возрасте двенадцати лет.
– Но твоя дочь – не дитя, – мягко, но уверенно продолжала Эльга. – Она выйдет замуж в тех же годах, что и я вышла. И мы тут не медведи черные! Мы с ней родня, а теперь она мне и вовсе дочерью станет. Ты Предславу часто видишь – разве ей здесь плохо? Обижают ее?
– Нет… грех жаловаться, – выдохнул Олег, глядя на свои опущенные руки.
Он мог бы сказать об этом многое: его старшая дочь овдовела на войне с Киевом, сюда приехала как пленница и тут вышла замуж за человека много ниже ее родом. И ее дети-древляне, старшие Олеговы внуки, считались собственностью Эльги и не имели права распоряжаться собой без ее позволения.
– Да… С той войны уж обе мои дочери – больше не мои… – пробормотал он. – Теперь твои они.
– Всякий отец дочь растит до возраста. Но тут не грустить, а радоваться надо. Сыграем свадьбу – и будет в роду нашем мир навечный. Тогда уж и ты, и я во всякое время предкам своим в лицо без боязни взглянем.
