— Вы плохо одеты, хотя видно, что вы не нищий, — сказал Есенин. — Вы бродяга?
— Нет. Я… — Алеша замялся.
— Вам бы не мешало умыться и почистить одежду. Вам есть куда пойти?
— Честно говоря, нет.
— Где же вы собираетесь ночевать?
— Пока не знаю.
— Опасно разгуливать по городу ночью одному. Если хотите, я могу пустить вас к себе на ночлег.
Алеша изумленно посмотрел на поэта и пробормотал:
— Я был бы вам чрезвычайно благодарен.
— Но у меня есть одно условие, которое может вас насторожить, — сказал Есенин.
— Условие? — Алеша покраснел. — Простите… Я слышал, что в Москве есть такие люди, но сам бы ни за что… То есть я ни в коем случае не хочу вас обидеть, но я…
Поэт пребывал в замешательстве. Потом вдруг запрокинул светловолосую голову и засмеялся.
— Вот дает! Вы что, приняли меня за педераста?
Алеша совсем стушевался.
— Я не хотел вас обидеть… — промямлил он, но поэт хлопнул его по плечу и весело сказал:
— Не беспокойтесь, на вашу драгоценную честь я покушаться не стану. А условие мое таково: вы выслушаете стихи, которые я вам буду читать, и если ни одно из них вас не впечатлит, открыто мне об этом скажете. Но только искренне, без вранья. Идет?
— Идет, — ответил Алеша, отказываясь верить своему счастью.
— Ну тогда пошли. А то я совсем озяб, пока с вами говорил.
Есенин жил в маленькой, холодной комнате с кроватью, стулом и маленьким столом. На полу лежал свернутый в рулон матрас.
— Располагайтесь. Это, конечно, не царские хоромы, но жить можно.
Он усадил Алешу на кровать, прямо перед столом. Потом взял со стола перевернутую железную миску — под ней лежало большое яблоко. Есенин протянул яблоко гостю.
— Вот, держите яблоко. Сейчас еще что-нибудь поищу.
— Пожалуйста, не трудитесь. Я не голоден.
— Чепуха! — Поэт прошел к полке, поискал что-то в картонном ящичке, вернулся к столу и бросил на столешницу белый сухарь: — Угощайтесь! На меня не смотрите, я наелся в кафе эклеров с чаем.
Пока Алеша грыз сухарь, макая его в кружку с водой, Есенин читал ему стихи. Стихи были задушевные, с хорошей рифмовкой, богатыми и неожиданными метафорами.
— Ну? — спросил поэт, закончив чтение. — Каково?
Алеша подумал и сказал:
— Мне нравится то, что вы уважительно относитесь к деревне. Только мне кажется, что вы слегка преувеличиваете. Деревня еще сто лет не исчезнет. И никакие железные кони ее не вытопчут. Главное, чтобы голода не было, а с остальным народ сам разберется. Сейчас много других проблем — более важных.
— Это каких же, к примеру? — прищурился поэт.
— Что станет с человеческой душой, — смущенно ответил Алеша. — Посмотрите, что вокруг творится. Люди убивают друг друга за просто так, по привычке. Это уже не Россия, а какой-то хаотично кружащийся адский мрак, засасывающий в себя людей.
— Но из этого мрака может родиться новое будущее — светлое, человечное, когда люди будут жить в братстве и любви!
— Из адского мрака не может выйти ничего светлого, — возразил Алеша.
— А вы слыхали когда-нибудь об очистительном огне?
— Слыхал. Но этот огонь не очищает, а выжигает людские души дотла. Как можно построить светлое будущее на крови и страданиях людей? Это все равно что построить кабак на кладбище, где лежат замученные дети.
Алеша передернул плечами, его снова начало знобить.
— Вы говорите спорные вещи, но как-то очень убедительно, — сказал, подумав секунду, Есенин. — Как вас зовут? Алеша? Давайте-ка выпьем, Алеша. — Есенин наполнил стаканы вином и поставил бутылку на пол. Поднял стакан и сказал задумчивым голосом: — Давайте выпьем за деревню, за простых, добрых людей. За то, чтобы все это когда-нибудь кончилось и жизнь вошла в нормальное русло.
Алеша взял стакан. Они чокнулись и выпили. Есенин взял со стола яблоко и насильно вложил его Алеше в ладонь.
— Закусите, а то опьянеете.
