— Иногда случается, — сказал Миронов. Но тут же, смущаясь, добавил: — Впрочем, редко. Весьма редко.
— Да-а, — протянул мужик. — В наше время много не заработаешь. Скоро своим трудом зарабатывать совсем разучатся. Будут только друг у дружки отбирать. У кого ружье, за тем и правда. Так ведь?
Евгений Александрович вздохнул:
— Вы правы. Тяжелое время. Античеловеческое.
Зеленый Картуз обернулся и посмотрел на рыжебородого. Тот незаметно кивнул.
— Тут неподалеку ручей, — сказал рыжебородый. — Надо бы лошадь напоить. Вы как, не шибко торопитесь?
— Нет, — ответил Миронов.
— Тогда свернем ненадолго. Заодно и сами передохнем.
Держа лошадь под уздцы, рыжебородый свернул подводу на едва заметную лесную тропу. Минут пять шли молча.
— Тпру! — сказал вдруг мужик в зеленом картузе.
Лошадка остановилась.
— Что случилось? — встревожился Алеша.
— В самом деле, почему встали? — спросил, утирая пот с толстого, усталого лица, Пирогов. Он повертел головой и недовольно добавил: — Я что-то не вижу тут никакого ручья.
— А его тута нема, — сказал мужик в зеленом картузе.
— Как нема? А где же он?
— А нигде.
Щербато усмехнувшись, мужик достал из-под полы обрез и наставил его на Пирогова. Рыжебородый последовал его примеру, и теперь уже два обреза смотрели воронеными дулами на путешественников. Артист потихоньку полез рукой в карман, но рыжебородый приметил это.
— А ну, вынай руку из кармана! И подойди к другим. Живо!
Артист повиновался.
— Господа, — жалобно заговорил Миронов. — Но это же глупо. Нам с вами нечего делить. Я взываю к вашему разуму!
— Тебя забыли спросить. А ну, господа хорошие, выворачивай карманы! — Зеленый Картуз направил обрез на артиста. — Ты первый, шляпа!
Артист вынул из кармана револьвер и положил его на телегу. Рыжебородый присвистнул.
— Таперича отойди! — прикрикнул он.
Артист отошел. Мужик взял револьвер и взвесил его на ладони.
— Добрый «маузер», — одобрительно сказал он. Откинул барабан, посмотрел на медные головки патронов и защелкнул его обратно. — Добрый «маузер», — повторил он. — С полным барабаном. — Мужик ткнул револьвером в сторону Пирогова. — Теперь ты.
Пирогов вынул из кармана амбарный ключ и сморщенную маленькую картофелину и положил все это на телегу.
— Одежу тоже сымай, — приказал мужик.
— Не понял.
— Сымай, говорю, одежу.
Пирогов насупился; нехотя стянул с себя бархатный камзол и положил его на подводу, оставшись в грязной белой рубашке.
— Теперь ты, хлопчик.
Алеша выложил из карманов носовой платок, огрызок яблока, несколько медных монеток.
— Шо? Это все?
— Все, — кивнул Алеша.
— Фуражку клади.
Алеша снял фуражку и положил на дерюгу.
Зеленый Картуз покосился на кучку вещей, лежащих на дерюге, и дернул уголком рта:
— Негусто. Что ж вы такие бедные, господа артисты? А еще говорили, что вам звонкой монетой платят.
Артист и Пирогов посмотрели на Миронова. Евгений Александрович покраснел и дрогнувшей рукой поправил очки.
— Друзья, это я так, к слову… — промямлил он.
— «К слову», — передразнил его мужик. — Надо ж понимать, чего можно говорить, а чего нельзя. Ну что нам теперь с вами делать?
— В самом деле, — хмуро и тихо сказал Миронову Пирогов. — До седых волос дожили, а не знаете, что за свои слова нужно отвечать.
Евгений Александрович потупился. Он выглядел совершенно несчастным.
— Ну ладно, ребята, — забасил Пирогов. — Вы забрали все, что у нас было, — это ваш улов. У нас возражений нет. Теперь мы можем идти?
— Нет, не можете. Стойте здесь, а нам с кумом надо перекинуться парой словечек.
