здоров! Я готов! Я могу!
Под общий смех я добавил:
– Доктор, запишите в карточку – функции организма восстановлены!
Вот так. Клин клином.
Смех продолжался долго. Я не прерывал – ведь моя бородатая шутка была только катализатором для столь необходимой разрядки после первого для всех боя.
– Теперь о серьезном. Кто скажет, почему стреляли по моторам, а например, не по кабинам экипажа?
Первым ответил Кут:
– Мне приказ еще в воздухе показался странным. Ведь по кабинам с нашим калибром надежнее!
Больше своего мнения никто не высказал.
– Объясняю. Правильно, по экипажу вести огонь с нашим калибром действительно надежнее. Но есть одно «но». А если экипаж защищен броней, тогда как?
Единогласное молчание было всем ответом.
– Все согласны?
Опять молчание.
– То-то же! – Повернувшись, негромко позвал: – Начштаба ты где?
– Тут я.
– Поручи кому-то потолковей выехать в район падения немецких бомберов и тщательно их обследовать, особое внимание обратить на защиту мест экипажа. Чем бронировано, как бронировано, и как можно тщательнее это сделать. И как можно быстрее! Как выясните, доложить немедленно! Исполнять!
Пока машины обслуживают, мы лежим на брошенных поверх земли чехлах. Ещё очень рано. До начала войны осталось несколько минут, а нам уже принесли второй завтрак – какао и бутерброды.
– Я так считаю, – рассуждает Бю, когда мы окончательно запутываемся в том, кто по кому куда стрелял с какого захода. – Четверо четыре раза обстреляли по одному мотору. Это шестнадцать. На нас летела девятка двухмоторников – это восемнадцать. Значит, два двигателя остались целыми. То есть два самолёта могли улететь. И на земле мы видели семь. Всё сходится.
– Четыре запишем на тебя, и нам по одному, – заявляю я категорически.
– Так это же были групповые, – удивляется Кут.
– За групповые в звании не повышают, а Херменегильде от рядового посчитай, сколько расти до лейтенантского звания. Не переживай – себе тоже настреляем. Вот появятся вражеские истребители, и дело пойдёт веселей. Бомбардировщики, как ни крути, не наш профиль. Такой ситуации, как сегодня, в течение этих нескольких совершенно уникальных минут, больше не повторится.
Подошёл начштаба:
– С поста ВНОС донесли о сбитии четырьмя москитными истребителями девяти двухмоторных бомбардировщиков. Штаб армии запрашивает фамилии отличившихся лётчиков.
– Какой армии? Почему армии?
– Кто-то из командования смотрел на вашу работу. Вот и весь сказ.
– Тогда – трех свалила Бюхель, остальные по два.
– Из соседнего бомбардировочного полка просят прикрыть работу «Сушек» по плавсредствам на Пруте.
– Пусть назначат место и время. Предупреди, что у нас осталось четыре машины.
Начштаба ушел. Вооруженцы на стоянках начали закрывать лючки патронных отсеков. Техники окатили бочки с горючим и принялись начищать крылья и бока фюзеляжей.
– Над Бельцами бой, – прямо из своей конурки прокричал связист.
– Заводи! – махнул я в сторону стоянок. – Уважаемые товарищи, – обратился к летному составу, – а не будете ли вы так любезны…
В этот момент Кут так смачно потянулся, что даже кости захрустели.
– А куда мы денемся? – улыбнулся Тарас. – Обязательно будем очень любезны.
Херменегильда молча заправляла волосы под шлем. До готовности машин оставалось несколько минут, поэтому срываться, как на пожар, было ни к чему.
Если кто не понял – полк у меня слетавшийся и сработавшийся. Уже начинает своёвываться.
Глава 32. Хлопотный день
Над Бельцами крутилась настоящая собачья свалка. Наши ишаки и самолёты, до боли похожие на МиГи, отбивались от навалившихся на них
