Бледные тонкие губы охранника кривятся в клоунской гримасе.
– С самого детства толкаешь парня на плохую дорожку?
В его голосе столько отвращения, что я теряюсь.
– С детства… толкаю?
– Знаем мы ваши хитрости-ухищрения. Мелким пользуешься, чтоб попасть туда, куда вход запрещен, так ведь?
– Вы ошибаетесь. – Возможно, следовало подпустить в голос праведного гнева – слишком уж равнодушен взгляд охранника. – Мы доставляли посылку. Теперь, будь добр, просто…
– Ты забыл одеться.
– Что?
– Нашел бы хоть костюм нормальный! – он явно издевается надо мной – наверное, имеет в виду шубу Санта-Клауса; так думаю я, пока он не добавляет: – Если хочешь, чтобы люди думали, что ты почтальон, раздобудь себе форму.
– Я не хочу, чтобы кто-то что-то обо мне думал. Я – писатель. А теперь, пожалуйста, дай мне пройти.
Я шагаю к двери и хватаю ручку, но охранник не двигается.
– Я говорю – дай пройти!
Я налегаю на дверь изо всех сил, и тут он бьет меня в живот. Удар быстрый, вполсилы – но у меня еле-еле выходит устоять на ногах. Ловя воздух ртом, как рыба, я отшатываюсь и задаю идиотский вопрос:
– Ты… ты что вообще делаешь?
– Хочешь подать на меня в суд за нападение? Вот умора будет.
– Просто уйди с дороги, и я забуду про все, – слова на ветер: если он и подвинулся чуть-чуть, то лишь для того, чтобы заслонить от меня своей тушей дверную ручку. – Ты будешь выглядеть полным идиотом, когда я расскажу об этом, – говорю я менее уверенно, чем мне бы хотелось. – Я уже сказал тебе – мне нужно отдать книгу в издательство.
– И кто тебя издает?
– Их имена тут есть, – уверяю я его. – Шесть-сто двадцать.
– А, да, какой-то там Илья?
– ИЛУ. Издательство Лондонского университета. Кирк Питчек и Колин Вернон.
– Всего двое? Маленькое какое-то издательство.
– Онири дакторы, – моя речь снова идет вразнос, и меня охватывает липкий страх. – Вот, смотри, – говорю я, вытаскивая кошелек и извлекая из него кредитку. – Вот кто я.
Он по-бычьи опускает голову и хмурится:
– Ну и что?
– Как – что?! – срываюсь я на крик.
– Ну да, тут написано твое имя, и что? Ты писатель, говоришь? А ну покажи книгу. Что-то я о тебе до сегодняшнего дня вообще не слышал.
Слова путаются в голове, и совершенно очевидно, что моя злость не поможет мне их распутать.
– Долго ты собираешься пороть чушь? – рычу я, выступая вперед. – Что ты хочешь сделать с моим сыном?
– А это зависит от того, что твой сын сделал, – говорит охранник, выпячивая живот, и добавляет: – Если у тебя вообще есть сын.
– Ладно, ты меня достал, – говорю я и выхватываю мобильник. – Я звоню в полицию.
– Круто. Вот веселья-то будет.
– Вот только виселица буде шнеты, – заверяю я его, борясь попутно за власть над своим же языком. – Ты что, взаправду считаешь, что нашуритель закона станет им звонить?
– Кто-кто?
– Ранушитель. Нарушушитель. – Мои губы складываются в безрадостный оскал, я пытаюсь отразить прущую наружу тарабарщину. – Смотри! – рычу я и взмахиваю рукой с теле-фоном.
– Ну, и кому же ты
– Я покажу тебе монер! Номер!
– Снова фокусничаешь? Парень, тебе место на сцене.
Я тычу в него мобильным, но амбал лишь еще больше выставляет живот вперед. Пока я собираю с силами, чтобы приказать ему «Набирай сам!», телефон вдруг начинает громко распевать, желая нам счастливого Рождества. На мгновение я не понимаю, почему это номер на экранчике выглядит знакомым – а потом понимаю, что это Марк.
Нажимая кнопку принятия звонка, я едва не роняю телефон – руки дрожат от нетерпения.
