если хоть что-то примешь к сведению, то вообще выйдет сплошная польза.
– А что ты в этом понимаешь? – Глаза Эдвина ожили, болезненно засверкали. Он поднялся повыше и даже скинул одеяло. – Посмотри, как ты живешь!
– Нормально живу, – огрызнулась Тамира.
– Нормально? – С каждым словом пациент заводился все сильнее. – Нормально? Ты действительно так считаешь? Ты еле-еле сводишь концы с концами при том, что работаешь не покладая рук. Думаешь, я ничего не вижу и не понимаю? Не знаю, как ты рано встаешь и как поздно ложишься, до глубокой ночи портя глаза над своими порошками? И что ты со мной последним куском делишься, а сама понятия не имеешь, появится новый кусок назавтра или придется на тех же травах перебиваться?
– И что с того? – Тамира сама не заметила, как тоже завелась. – Так все живут!
– И это, по-твоему, хорошо? Это нормально? Так вот, я тебе расскажу: ты заблуждаешься. Человек, который работает так, как ты, должен и жить соответственно. У него должно быть не только все необходимое, но и хоть немного лишнего. И вообще, красивые девушки не должны жить в одиночестве в дремучем лесу. Они должны получать от жизни удовольствие. На мероприятия ходить – выставки, спектакли, да мало ли! У них должны быть подруги, соседки-сплетницы, поклонники, наконец!
– Вот только сплетниц мне не хватало, спасибо на добром слове! – рассердилась Тамира. – И потом, с чего ты решил, что у меня нет поклонников? Может, по мне полгарнизона сохнет! И вообще, мы не о том речь завели. В конце концов, наша жизнь и правда не сахар. Но кто в этом виноват? Те самые светлые, с которыми ты и эти твои подпольщики так хотите водить дружбу! Именно они нас сюда и загнали!
– Ты когда в последний раз заглядывала в календарь? – язвительно осведомился Эдвин. – Знаешь хотя бы, какой сейчас год? И сколько веков прошло с тех пор, как они нас сюда загнали?
– Да сколько бы ни прошло! – Тамира решительно не понимала, как он может упорствовать в столь очевидном вопросе. – Хочешь сказать, что двести лет назад они были зверьми, а сейчас – вдруг! – стали все из себя белые и пушистые?
– Не белые и пушистые. – Пациент утомленно вздохнул. То ли начало сказываться состояние здоровья, то ли он просто устал повторять разным людям одни и те же аргументы. – И мы тоже не белые и пушистые. Но и не звери.
– Однако мы не способны на то, что двести лет назад устроили они!
– О, ты удивишься! – Эдвин скривил губы в невеселой усмешке.
– Вот только не надо сравнивать! – вскинулась травница, отлично поняв, что он намекает на собственное недавнее положение. – Ты сам загнал себя туда, где оказался. Тюрьма – это ни в одной стране не сахар.
– Хочешь совет? Не болтай о тех вещах, о которых ничего не знаешь.
– И чего же я такого не знаю?
– Да я не собираюсь тебе рассказывать. Меньше знаешь, крепче спишь.
Тут Эдвин говорил правду: о том, что с ним случилось, он не рассказывал ровным счетом ничего, игнорируя не только намеки, но и прямые вопросы. Впрочем, Тамира особенно не старалась что-либо у него выпытать, сочтя, что прошлое пациента – это его личное дело.
– Тогда изволь основываться в споре на тех аргументах, которые можешь привести, – недовольно отозвалась девушка.
– Пожалуйста, – охотно согласился Эдвин. – Я был за Гранью, и меня там, как видишь, не съели.
– Зато, небось, завербовали, – хмыкнула Тамира.
– «Темный вестник» часто читаешь? – снова вспылил Эдвин. – Завербовали… Думаешь, там все только и думают, как бы навредить Оплоту? Да у них своих собственных дел масса. И темные там живут вполне нормально. Пальцем никто не показывает, за оружие не хватается.
– Ага, то-то они от такой идеальной жизни регулярно в наши «ненормальные условия» переезжают!
– Она не идеальная, – вздохнул Эдвин, удивляясь упрямству собеседницы. – Она не такая плохая, как пытаются изобразить в «Вестнике». Даже те самые приезжие, о которых ты говоришь, это признают. Мне доводилось обсуждать эту тему с парой-тройкой из них. И в Настрию я ездил не просто так, а чтобы посмотреть на все своими глазами. На государственном уровне притеснения темных нет. Есть отдельные чиновники, которые настроены против нас и позволяют себе лишнее. Они есть, не спорю. Зато правительство заинтересовано в воссоединении. А простым людям по большей части вообще все равно, какой цвет волос у соседа.
– И с какой это стати их правительство так воссоединения захотело? – подозрительно прищурилась Тамира.
– Чтобы перерезать нас всех, конечно, – язвительно отозвался Эдвин. – Послушай, тебе самой в голову не приходило, насколько наше разделение искусственно? – Попытки переубедить собеседницу он все-таки не оставил. – Светлые и темные – это ведь не разные народы, не разные расы, даже не последователи разных конфессий. Мы все – настрийцы, просто обладающие разными способностями.
При слове «настрийцы» Тамира встрепенулась, явно намеренная возразить, но Эдвин продолжил с еще большим напором, не давая ей вставить слово.
– Отделить темных от светлых – это все равно что поселить в разных странах пекарей и портных. Хорошо не будет ни тем, ни другим, потому что
