Запах свежего чая.
И горьковатый аромат отцовской трубки.
Ричард вдохнул его и окончательно проснулся, впрочем, без особого удовольствия. Все-таки подобные сны снились нечасто. Обычно он видел кладбища и неупокоенных.
Профессиональная деформация — дело такое.
И теперь Ричард лежал, упрямо щурясь, в слабой надежде, что сон вернется. Но вскоре осознал, что не спит, однако удивительные запахи не исчезли. Изменились несколько.
Табак?
Грен опять трубку затеял.
Уселся в кресле, ногу за ногу закинул, глаза прикрыл, мурлычет под нос подгорную народную, наверняка матерную… слуха у него нет, голоса тоже, но сейчас его мурлыканье в кои-то веки не раздражало. Из-за запахов.
Пахло пирогами.
И жарким.
Ричард повел носом.
— Мы до Ормса добрались?
— Еще пара часов, — не открывая глаз, сказал Грен. — Горазд ты… вздремнуть не вздремнул, а всхрапнул да присвистнул.
Пара часов… очередную подгорную мудрость Ричард привычно пропустил мимо ушей.
— А откуда тогда… — Он сел.
И широко зевнул. Предыдущая ночь выдалась нелегкою. Вот недаром он всегда недолюбливал старые сельские кладбища. Есть в них обманчивое коварство. Маленькие. Лишенные роскоши старинных погостов, запертые за заговоренною оградой, они порой таили в себе немало тайн.
Как правило, не особо приятных.
И нынешнее — мол, беспокойственно стало, господин некромант, может, глянете одним глазочком, раз уж выпало вам заглянуть в наши края, нет, ничего страшенного, но воеть кто-то — не стало исключением. Кто знал, что воет не кликуша, от которого всего вреда, что нервы потраченные, и не неупокоенный дух младенчика, схороненного местною блудницей, и даже не упырь одинокий, от тоски на луну страдающий. Выл местный колдун-самоучка, которого неблагодарные сельчане живьем под кладбищенскою оградой закопали. И пусть случилось это лет двести тому — Ричард лишь порадовался, что некоторые суеверия удалось побороть, — но за двести лет неупокойник силы не утратил.
Сумел из-под ограды выбраться — а нечего было экономить на восстановлении защитного периметра, нанимая недоучек, — и нору себе в старом склепе устроить, и окружить свитой из полудюжины голодных упырей. Чудо еще, что эта стая не вырвалась в селение, что хватило силенок старому храму защитить паству…
…не некроманта.
Нет, с упырями Ричард быстро справился, пусть и сил потянули больше обычного, но в преддверии волны — это нормально. А вот с хозяином их, сохранившим не только ненависть — правильно, Ричард подозревал, что сам после подобного выверта озверел бы, — но остатки разума, а главное, силу, которую за сотни лет приумножил, пришлось повозиться. Бой выдался жарким.
И кладбище в Выселках придется новое закладывать. Староста же, скотина такая — не могло быть, чтоб он про упырей не знал, — пытался еще возмущаться, мол, могилы предков порушили, памяти людей лишили. Ага, не так ему эти могилы дороги, как двадцать золотых, честно Ричардом заработанных…
Да, ночь была нелегкой.
Утро и того гаже.
И удивительно ли, что день Ричард провел в кровати. Причем как пришел, так и рухнул. И отключился. И вот теперь разбужен был прекраснейшим из ароматов — запахом нормальной еды.
Грен и Тихон ребята хорошие, но… готовить они не умеют, как и сам Ричард, а жрать сухой хлеб с солониной на третий месяц совместного пути обрыдло. Староста тех же Выселок, обиженный неуступчивостью некроманта и расставанием с золотом, с которым душою сроднился, не иначе, продуктов не дал. И не продал. Мол, год ныне неурожайный, самим бы дожить до весны…
Сволочь.
Ричард запустил пятерню в волосы и почесал.
Блох бы не нахватать. Обычные-то ладно, но покойницкие — такая гадость, которую выводить замучишься. А они, некромагией питающиеся, очень любят что неупокойников, что некромантов…
— Ричард, — Грен выпустил колечко дыма из левой ноздри, — тут дело… есть.
— Не хочу есть дело. Хочу пирог.
