— Рад, что ты это понимаешь. — Гермен окинул меня насмешливым взглядом. — И, конечно, твоя спутница невыразимо прекрасна…
…ох, боюсь, это был не комплимент.
— …но кто она такая? Что ты ей обещал?
— Ничего, — ответила я за Гермена, который разом перестал мне нравиться. — Точнее, обещал, что вы — лучший огранщик по эту сторону гор.
— Только по эту? Многоуважаемая лайра, я лучший огранщик по обе стороны гор…
Вот это самомнение! И главное, он ведь всерьез верит в эту чушь.
Лучший огранщик.
— Я, право слово, понадеялся, что время и жизнь научили этого обалдуя. — Он дотянулся и отвесил Грену легкую затрещину, такую, символическую, но заставившую младшего брата втянуть голову в плечи. — Если уж осмелился он явиться к родичам… а теперь вижу, что ошибался. Так, Грен?
Тот кивнул.
— Жаль… матушка болеет… вот с того самого дня и болеет. Отец поседел… почти не ходит в мастерские. Труди плачет…
— Прекратите!
Я не самый смелый человек, да и всегда избегала совать нос в чужие семейные дела, но вот что-то сомневаюсь, что на самом деле все так печально.
— Милая лайра, вы не могли бы не вмешиваться, когда вас не просят. — Гермен сцепил пальцы.
А ведь глаза у него холодные.
Как камни.
— Вот, — я вытащила бархатный мешочек. — Грен сказал, что вы способны оценить это.
Приподнятая бровь.
И шелковый шнур соскальзывает.
Гермен смахнул со стола невидимые крошки. Вытащил белоснежную тряпицу с наметанными наспех краями. Лупу. И гнутую трубку со светляком на конце. Он словно разом забыл и про брата своего, и про меня. Движения его стали скупы.
Бархатный мешок замер на ладони, а Гермен прикрыл глаза, точно прислушиваясь к тому, что находилось внутри. Вот резкий переворот.
И камни сыплются на тряпицу.
Ловкие пальцы не позволяют им разлететься за пределы белого полотна. Более того, Гермен успевал разбирать их.
Розовые к розовым.
Бесцветные.
И голубые.
Темно-лиловый он задержал в пальцах, покрутил, наклонился…
— И где ты это взял? — голос сухой, тон раздраженный.
— Какая разница? — спросила я, сжимая руку Грена. Да уж, если все остальные такие же, то от подобной родни и сбежать не грех.
— Позвольте кое-что объяснить вам, благородная лайра, — это Гермен произнес, не скрывая презрения. — Вот это…
Мизинчик накрыл крупицу алмаза.
— …ар-маррский черный алмаз. А копи Ар-Марры иссякли еще до Восстания, и большая часть камней, которые удалось добыть, утрачены. Те же, которые остались, давно известны и внесены в список, во всяком случае такие вот крупные.
Он погладил камень.
— Огранка любопытная… подвеска? Или серьги? Для подвески все же мелковат. А вот серьги… и значит, должна быть пара.
— Я же говорил, что он лучший. — Грен выложил на стол второй мешочек. — Пара.
И не только. Он прихватил с собой полдюжины сапфиров и рубин размером с перепелиное яйцо. Впрочем, к нему Гермен отнесся равнодушно, похоже, рубины в нынешнем мире редкостью не были.
— Еще есть? — хмуро спросил Гермен, подвигая черные алмазы друг к другу.
Мы с Греном кивнули.
— Откуда? И, лайра, помолчите… не знаю, во что вы втянули моего бестолкового брата, но знаю, что такие камни на дороге не валяются… где вы их взяли?
— Друг подарил.
Я все же ответила за Грена.
— Любопытные у вас друзья… а он где взял?
— Родители дали.
— Даже так. — Гермен вперился в меня взглядом, но если рассчитывал смутить, то не вышло. — И самое любопытное, вы не лжете… однако
