сразу.
– Спасибо и на том! – Девчонка дернулась было, да Еремеев не отпускал, держал крепко.
– Пусти!!! – взъерепенилась Настя. – Кому сказала?
– Сначала скажи, что не убежишь, выслушаешь. – Атаман потрогал левой рукою шрам, взмолился: – Всего-то и прошу – выслушать спокойно, а потом… потом что хочешь делай. Ну?
– Баранки гну!
– Я ведь только хотел…
И такая тоска читалась в серых глазах атамана, такая глубоко затаенная боль, что красавица махнула рукою:
– Ладно, говори, чего уж там. Только водицы дай зачерпну.
Настя зашла в воду, босиком, в рубахе, до колен оборванной, – больно жарко, не до стыда, да и привыкли уже все, не пялились… ну разве что – послушник Афоня, парень забавный, смешной.
Пока девушка набирала ведро, Еремеев сунул руку за пазуху и, едва только возлюбленная его вышла на берег, пал перед ней на колени, протянув красивый – золотой, с загадочным туманно-синим сапфиром – перстень, добытый в Кашлыке и раньше принадлежавший какому-нибудь богатому купцу или мурзе.
– Вот, Настена… тебе!
– Хм… – Хитрая девушка сверкнула было глазами радостно, да тут же с собою справилась, глянула равнодушно. – Колечко, ага.
– Не понравилось?
– Да нет, почему же? Понравилось…
Настя вдруг бросила на Ивана такой взгляд, что молодой человек обмер – столько в этом взгляде было всего намешано: и недоверие, и интерес, и где-то затаенная ярость и… верно, что-то еще такое сладкое-сладкое, о чем Еремеев старался покуда не думать… но не думать не мог.
– К подарку обычно слова прилагаются. – Поставив ведро, девушка присела на плоский валун. – Так говори, не молчи.
– Батюшка твой… – собравшись с духом, тихо промолвил Иван. – И вообще родители…
– О-о-о-х! – Настена рассмеялась, но в блестящих янтарно-карих глазах ее вновь вспыхнули недоверие и грусть. – Опять батюшка… Нового ничего не придумал?
– Нет! – уверенно возразил молодой человек. – Ты же обещала выслушать? Вот и слушай. Хочу тебя попросить: никому больше не рассказывай, что твой почтенный батюшка – Царствие ему Небесное – из посадских людей, тележник…
– Н-ну ты и…
– Я кому сказал?! Слушай!
Атаман едва не сорвался на крик: ну до чего ж эта девчонка упрямая, прямо как… как та рогатая ящерица размером с добротную избу!
– Слушай и пойми, почему я о семье твоей разговор завел… Ведь не просто так! Ты ж у меня не дура…
– Не дура. – Опустив глаза, девушка покусала губы и тихо призналась: – Просто еще об этом не думала…
А ведь и вправду не думала, особенно – в последнее время, как-то не до того и было, работы невпроворот. Вот только сейчас и подумала: перстенек этот, о семействе сгинувшем расспросы, и эти слова – «ты ж у меня не дура»… «ты ж у меня»…
Неужели… А почему бы и нет? Чем она хуже Авраамы? Да, но Кольша Огонев – простой кормщик, а Иван – атаман, знатного – из детей боярских – рода. Родовитый человек, почти боярин… а она, Настя, кто? Обычная посадская девка, коим красная цена медяк за пучок – да и то в базарный день. И… раз атаман про семью, про батюшку покойного заговорил… неравнородственный брак получается… если болтать.
– Господи… – Усевшись рядом с Настей, Еремеев перекрестился. – Вижу, поняла наконец… Еще что-то говорить?
– Говорить! – любуясь подаренным перстеньком, тут же заявила девчонка. – Доброе слово – оно и кошке приятно…
– Тогда скажу. – Иван, заметно волнуясь, подвинулся к возлюбленной еще ближе и страстно, прикрыв глаза, прошептал: – Я люблю тебя, понимаешь? Давно люблю, еще с Кашлыка… И хочу, чтобы ты стала моей женой! Венчанной, законной супругой! Ты сирота, сватов заслать не к кому… потому сам, лично, твоей руки прошу! Добудем златого идола – того уж недолго ждать, – вернемся… и сразу же свадьбу сыграем! Строгановы землицы пожалуют… да, может, и сам государь! И будешь ты, Настена, боярышней. Род Еремеевых измельчал давно, но все же – боярский… и нынче поднимемся… вместе с тобой!
Высказавшись, атаман замолчал, ничего не говорила и Настя, так вот они и сидели, пока уже не начало темнеть. Иван не выдержал первым, спросил шепотом:
– Ну, что скажешь, а?
– Скажу, что батюшка мой – не простой тележник, – тихо промолвила Настя. – Не сам возы делал – мастерские имел и людишек дворовых.
– Вот! – Радостно засмеявшись, атаман обнял девчонку за плечи. – Вот! Так-то иное дело совсем – не тележник, а купец богатейший… пусть и не боярин, да по нынешним временам захудалым боярам с купцами-то родниться не зазорно. Тем более батюшка-то твой в государевом дворе был!