– Одно ведь другому не мешает! Наговоры да чары могли ведь на что угодно навести – хоть и на рыбу, на дичь.
– Подумать надо: почему на нас ничего не подействовало?! – волнуясь, воскликнул Михейко. – Потому что у костров не сидели да ничего там не кушали! Я вот в роще дубину новую вырубал… не успел даже – крик услыхал, прибежал, а тут такое! Ты, Кольша, где был?
– Да так… – замялся кормщик. – С Авраамою-девой гуляли.
– А мы слова новые учили, – поспешно пояснила Устинья. – С Маюни.
– И мы гуляли, – переглянулся Мокеев с Оленою.
Ганс Штраубе почесал нос:
– И мы!
Скосив глаза на Настю, атаман подавил улыбку:
– Мы тоже перекусить не успели. Как, впрочем, и дозорные.
– Да что ж теперь делать-то? – всплеснула руками смуглолицая красавица Олена. – Совсем, что ль, не есть?
– Что-то ведь можно есть. – Атаман погладил пальцами шрам. – А что-то нельзя. Точно – наговор это был, колдовство злое, силою молитвы Христовой прекращенное!
– Да-да-да, – охотно поддакнул священник. – Силою святого слова!
– И – бубна, – прошептал себе под нос, едва слышно, остяк, а уже громче высказался по поводу пищи: – Не могли они на рыбу заговор наслать – мы ведь ее не только в озере этом ловили, но и по пути, да-а.
– На что-то такое, чего у нас раньше не было, а потом вдруг появилось, – тихо промолвила Настя… и тут же сверкнула глазами: – Соль!
– Соль?
– А ведь правда и есть! – ахнул отрок. – Как же я сразу-то не приметил: корзины-то менквы делать не умеют! Значит, не их корзины-то, да-а. И вокруг хижины слишком уж чисто – ни костей, ни… эгм… того, что люди из себя выделяют. Жили бы там менквы – все вокруг загажено было б, да-а! И череп – слишком уж он был поцарапанный, пыльный, а менквы мертвым головам поклоняются, берегут.
– Я тоже об этом подумал. – Почесав бороду, Олисей передернул плечом. – Да как-то в голову не взял.
Выслушав всех, Еремеев протянул руку к березовому туеску с серой крупною солью, той самой, что недавно взяли в становище людоедов:
– Говорите – соль?
– Соль, соль! – неожиданно выкрикнул Маюни. – Мы ведь все о ней говорили, думали – как раз тогда соглядатай на драконе летал, Силантий- десятник его видел. Тот колдун мысли наши и подслушал, да-а! А потому уж сир-тя подсунули соль. А мы и взяли, да-а. И вот что вышло!
– Значит, соль… Испытаем на ком-нибудь?
– На мне испытайте! – без колебаний вскочила на ноги Устинья. – Только свяжите сперва крепко-накрепко.
Ослоп ухмыльнулся:
– Не боись, девица, свяжем как надо.
– Стойте, стойте! – поспешно замахал руками юный остяк. – Меня лучше берите, я не такой сильный, как… меня легче связать, да-а… Вот! – Подскочив к Михейке, отрок протянул руки. – Вяжи!
– Нет! – неожиданно возразил отец Амвросий. – Ты, парень, внук волхва и сам волхв – вдруг да не подействует на тебя или подействует, да не так? Рисковать не будем. Устинья, дщерь моя, ты хорошо подумала?
– Да, батюшка.
– Ну, подойди…
Подойдя к священнику, девушка опустилась на колени и наклонила стриженую голову. Священник тихо благословил, прочел молитву… Михейко Ослоп взял веревку…
– Нет! – подскочил Маюни. – Я сам свяжу. О, великий Нум-Торум… Не сильно туго, Ус-Нэ?
– Нет, – неожиданно улыбнулась девчонка. – Не сильно.
– Ну… – Вновь потрогав шрам, Еремеев подхватил туес. – Вот те соль…
– Да что голу-то соль есть? – ахнул Михейко. – Дайте вон рыбину…
– Не надо рыбы, – тряхнула темною челкой Устинья. – И одной соли хватит. Маюни, давай-ко, положи… на язык.
Отрок живенько насыпал соль – чуть-чуть, щепоточку; девушка улыбнулась, проглотила, прикрыла глаза…
– Эй, эй! – осторожно потрогал ее за плечо отец Амвросий. – Ты, дщерь моя, просто так не сиди – рассказывай: что да как. Голова не кружится ли… да что тебе видится?
– Не, не кружится. – Устинья подняла веки. – Только пить хочется, с соли-то.
– Сейчас, сейчас, принесу водицы! – Схватив пустой котелок, Маюни бросился к озеру.
Священник ласково погладил девчонку по голове:
