– Одначе, тут жито родиться должно бы, – заметил кто-то из казаков. – Коль такое тепло. Лето красное!
Вскоре вернулись охотники – запромыслили молодого кабанчика, тут же освежевали, зажарили сколько смогли, а полтуши оставили на бережку, на большом плоском камне, прикрыв от мух листьями папоротников и осокою.
Все радовались, один Маюни ходил как тень, хмурился – не нравился ему почему-то сей берег, и озеро тоже не нравилось.
Атаман заметил, что с парнем что-то неладное, взял за локоть, заглянув в глаза:
– Ты что такой смурной-то?
Отрок погладил бубен, хмыкнул:
– Да так. Сам не знаю, да-а. Чувствую что-то такое – а что?
– Да-а, – протяжно засмеялся Еремеев. – И что же тебе тут не по нраву пришлося? Сосны какие высоченные, озеро, теплынь! Или… – Атаман вдруг стал серьезен. – Людоеды где-то здесь бродят? Эти твои… менквы…
– Вот именно, что не бродят! – сверкнув глазами, буркнул остяк. – И не бродили, ничего после себя не оставили – знать, и не было их здесь, да-а. А такое славное место они б не должны пропустить были, заночевали бы непременно. Однако вот не пошли. Испугались кого?
– Так нас же и испугались! – Иван потрепал парня по плечу. – Ой, паря, паря. Отдохнуть бы тебе, выкупаться.
– И рыба, – упрямо набычился Маюни. – Она-то почему ушла? Кого испугалась?
Атаман ничего не ответил, ушел к костру, где уже зачиналась веселая песня. Вот ведь чертов остяк! Все настроенье испортил. И то ему не так, и это не эдак. Еще Афоня Прости Господи тоже такой же ходил, потерянный. Ну, тот хоть – понятно…
– Ох, гулял по Волге младой атама-а-ан! – пели казаки.
– Младой атама-а-ан, добрый молодец!
Хорошая была песня, веселая, правда, с грустным концом – казаки про то знали и до конца не пели, чтоб атамана своего не расстраивать. А то ведь там:
– Покатилася головушка буйная-а-а-а!
Зачем такие песни петь? Что, веселее ничего нету?
– А давайте-ка, братцы, плясовую!
Грянули и плясовую, хорошо пели, радостно, а как совсем стемнело, полегли спать – не на бережку, а в сосняке. Так атаман приказал, а ему нашептал Маюни. Вот ведь упертый, не отставал – мол, нехорошее это озеро. Что-то такое чувствовал.
В другое время Еремеев бы отмахнулся от всех этих бабьих предчувствий, да только не сейчас – слишком уж все было вокруг необычно. Тепло это непонятное – в начале-то зимы! В Сибири! Менквы… ох и сволочи…
– Ладно, уговорил, парень!
Почесав шрам, Иван все же сделал как просил остяк: приказал ночевать подальше от озера да выставить караулы по всему сосняку, у полянки, где и спали, подложив под себя армячки – только для того они тут и сгодились, ходить не будешь: жарко, живо по?том изойдешь.
Атаман уснул лишь к утру, а до того все ворочался, думал. Раз тепло, раз Обь-река ото льда свободна – тогда зачем и зимовать-то? Дотащить струги бережком туда, где уже льда нету, – да и плыть себе за златым идолом! Чем быстрее – тем лучше. Чего зря в острожке сидеть, соль да порох тратить?
С озера вдруг донесся какой-то плеск, вода забурлила… потом все стихло, и Еремеев наконец забылся в коротком сне.
Никакие нехорошие предчувствия, слава богу, не оправдались – ночь прошла спокойно, никто спящих не потревожил. Утром светило солнышко, и казаки вновь потянулись к озеру: разложили костер, жарили вчерашнюю рыбу. Кто-то вдруг вспомнил про мясо – на бережку вчера оставляли, на плоском камне.
Оставляли. А мяса-то не было! Полтуши словно какая-то тварь языком слизнула.
– Может, зверь какой украл? – гадали казаки. – Или караульщики ночью съели?
Силантий Андреев махнул рукой:
– Да съели и съели, козаче! И ладно, и на здоровьице. Что у нас, рыбы мало? А кабанчика, даст бог, еще запромыслим.
Атаману о пропаже не докладывали – неча тревожить по всякой мелочи. Поели, помолилися да, прежде чем пуститься в обратный путь, выкупаться решили. Онисим, молодой казак, разбежался и, подняв тучу брызг, первым сиганул в воду. У самого-то берега, где песочек, мелко было, а в десятке шагов самая глубина начиналась. Онисим добре плавал, как рыба, туда и поплыл… да не выплыл! Просто нырнул и не вынырнул – пропал.
То первым Афоня заметил – он плавать не умел: на мели, на песочке барахтался да за другими казаками наблюдал завистливо: вот бы так научиться! Бросился бы, как все, в воду, пару раз озеро переплыл – туда-обратно – то-то бы потом хвастал! Может, попросить Онисима, чтоб научил? Прям сейчас вот и попросить – чего ждать-то?
Встав на ноги, юноша замахал худыми руками:
– Эй, Онисим, Онисим! Господи… эй, эй! А где Онисим-то?
