любой момент. Эх… женщин бы куда спрятать. Так и думал, что зря их беру, зря!
– А зачем их прятать, друг мой Иоганн? – на тонких губах наемника вдруг заиграла хитрая улыбка. – Слава Святой Бригите, женщины наши вовсе не старые бабушки, а молодые и выносливые фрейлейн, не обделенные ни ловкостью, ни умом. О красоте я вообще молчу, поскольку к нашему делу это не относится. Все наши женщины, герр капитан, – это не обуза, а подмога, и весьма значительная. Как ловко они управились с водяными тварями! Это ж надо: чудищу по башке – веслом! Ой, держите меня… И ты еще за что-то себя коришь, друг мой?
– А ведь ты прав, Ганс! Ох как прав! Тем более каждый человек на счету ныне…
– Надо только, чтоб фрейлейн не… ну, это…
– Не понесли, ты хочешь сказать? – Атаман ухмыльнулся. – А и понесут, так что? Чай, девять месяцев мы тут бродить не будем, дело-то, чую, к концу идет… к золотому идолу!
– Ох, герр капитан… – Почесав длинный нос, Штраубе мечтательно прикрыл глаза. – Ежели тут хотя бы одна десятая часть того, что Кортес отыскал в Мексике… или Писсарро – в Куско! А я ведь чувствую, так и есть, уж можешь мне в этом поверить. И ты прав, недолго уже осталось… Надо бы научить фрейлейн стрелять…
– Уже мнози умеют.
– …и заряжать пушки, стрелы метать… Всех научить, капитан, не только русских девушек, но и тех, смуглянок… О, они весьма храбры, мой друг! Устроить из них отряды, назначить капралов… десятников… десятниц…
– Так и сделаем, Ганс, – довольно покивал атаман. – Так и устроим. Главное, зелье пороховое не промочить.
– Хватает пока зелья-то?
– Да покуда хватает. Но! Теперь оно – только для чудищ. Охота, людоеды – все стрелами.
– Тогда стрелы ладить надо.
– Сладим. Стрелы – не порох, чай. Да! – Иван неожиданно улыбнулся. – Думаю, чудовища нас теперь часто тревожить не будут.
– Не будут? – изумленно переспросил ландскнехт. – Почему же не будут?
– Потому, что мало их! – уверенно заявил атаман. – Тебе, Ганс, любой охотник скажет: – у каждого зверя своя землица имеется, в поле там или в лесу, и он с земли этой кормится, блюдет, метит, выгоняет других, потому что корма на двоих уже не хватит… Вот и чудовища, хоть они и страшны, и ужасны – а все ж зверюги, и корму им надо – во!
Еремеев широко развел руки и улыбнулся:
– Так что не может их быть слишком уж много, не может – просто кормиться негде. Так мыслю – мы вчера треть этих тварюг изничтожили… ну, не треть, так уж, по крайней мере, четверть. Думаю, и хозяева этих зверюг, коль уж они приручены, это тоже смекают, потому и спускать чудищ с цепи нынче будут только лишь в самом крайнем случае! А так… по-иному пакостить станут, ага.
– Мудро ты рассудил, капитан, – подумав, согласился Штраубе. – Действительно, так и есть… я ведь и сам охотник. Ну, что? Пойдем уже и к вечерне? Там и крест сколотили, и верный падре Амвросия клеврет Афонас заместо колокола народ созывает.
– Я-то пойду, а как же? – поднявшись на ноги, Иван спрятал улыбку. – А вот ты вроде как лютеранин…
– Лютеранин и есть, – ухмыльнулся ландскнехт. – Но службу послушаю с удовольствием. Окромя молитв собственных, еще и так к Иисусу Христу приобщуся. Думаю, особого греха в том нет, дело-то походное.
– Конечно нет, – спрыгнув с борта струга, атаман уверенно тряхнул головою. – Идем уже, вона, народ-то давно собрался.
…Оранжевая дорожка закатного солнца протянулась от островка к темному берегу, маячившему вдали в сиреневой вечерей дымке. Небо постепенно становилось насыщенно синим, тут и там зажигались звезды. Обычное, доброе, солнышко уже скрылось за грядою пологих холмов, и колдовское светило тускнело, готовясь возродиться второю луною. Зачем древние колдуны устроили так – непонятно. Может быть, неуютно им показалось без привычной всем смены дня и ночи, а может, волшебное солнце просто жило своей, особой, никому не подвластной, жизнью. И так могло быть, и сяк, и гадать тут особо не стоило – от гаданий этих все равно не изменилось бы ничего.
– Господи Иисусе Христе, иже еси на небеси-и-и-и… – взмахнув золотым кадилом, затянул, заблаговестил отец Амвросий: – Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое-е-е-е…
Иван слушал молитву благостно, как все кругом, склонив голову, испрашивая у Господа и святых покровительства и удачи. Да и не мог этот поход закончиться неудачей! Православные христиане против язычников – колдунов, людоедов! Ну и кому будет помогать Господь?
После молебна казаки расселись у костров вечерять, затянули песни, похлебали ушицы… Девы тоже запели – и русские, и ненэй ненэць, каждый свое, но в очередь…
– Эй, йэй… э-эй… – протяжно пела Аючей со своими подругами, и жаркое пламя костра отражалось в их темных, широко раскрытых глазах.
А еще – две луны отражались…
– Эй, йэй…
– Летела гагара, – тихо переводил Маюни. – Далеко летела, высоко, через всю землю, с одной большой воды на другую.