Организм, чувствуя близость долгожданного облегчения, недвусмысленно намекнул, что его терпение вот-вот лопнет. Не теряя ни секунды, техник в темпе отыскал подходящий контейнер, быстро свинтил крышку, лихорадочно дернул застежку на брюках и… О-о-о, какое блаженство! Ну наконец- то!
– Ответь же лорду, Ваше Величество. – Недоуменный голос Таяны вернул с небес на грешную землю.
Что? А-а-а, опять нужно произнести эту чертову фразу. Сейчас. Надо только громкую связь включить. Ага, руки-то заняты. Ладно, попробуем перехватить одной. Так, получилось.
Уже положив палец на тумблер, Данила опомнился. Блин, как некстати это громкое журчание внизу. Его же сейчас все услышат!
– Ваше Величество? – Королева явно нервничала. – Ты с нами?
– С вами, с вами. Я скоро. Потерпи, дорогая, – ясное дело, что бормотал он это не в микрофон.
В зале повисла гнетущая тишина. Напряжение нарастало, растягивалось, будто жвачка, истончаясь все больше, норовя вот-вот порваться. Лорды, не успевшие присягнуть, беспокойно шушукались. А журчащий ручеек меж тем никак не хотел иссякать.
– Данила, не молчи! – В голосе внешне спокойной Таи уже проскакивают панические нотки.
Ее понять можно: мир, с таким трудом восстановленный, грозил в одночасье рухнуть. Все из-за того, что Безликий, несмотря на данное им обещание, не соизволил принять клятву верности какого-то вассала. Остальные решат, что им тоже нечего рассчитывать на прощение, и снова взбунтуются.
Нет, больше медлить нельзя. Одновременно с щелчком тумблера, стараясь голосом замаскировать неуместное журчание, Данила скороговоркой выпалил:
– Вставай-иди-сюда-то-есть-к-нам! – и сразу отключил громкую связь.
Слова не совсем те, конечно, но смысл ведь тот же. И чего ждет коленопреклоненный барон? Сидит на полу, как пришпиленный, да глазками лупает. Вставай уже, горемычный.
Немного помедлив, лорд все же соизволил подняться и уступить место следующему. Фу-ух, обошлось. Теперь бы с этим не облажаться.
Пока еще один соискатель божьей милости повторял слова клятвы, Крючков управился, наконец, со своими делами. На этот раз ответил спокойно, даже с некоторой ленцой. Неторопливо закрутив крышку, сунул изрядно потяжелевший контейнер обратно в ячейку. Не перепутать бы потом, когда пить захочется.
По телу разлилась приятная легкость, неся за собой счастливое умиротворение. До конца церемонии Крючков был невозмутим, как удав. Стойко выдержал все сорок с лишним заверений в беззаветной преданности, то и дело долдоня один и тот же ответ. И все равно был несказанно рад, когда обменялся любезностями с последним из мятежных лордов, готовый тут же покинуть дворец. Но на этом, как дали ему понять, аудиенция еще не закончилась.
За баронами в зал ввели храмовников. Тех, кому посчастливилось выжить в сегодняшней резне, и тех, кто участия в ней вовсе не принимал. Священнослужителей тоже оказалось порядком. Больше двадцати. И то лишь высшие чины – так называемые хранители. По одному от каждого храма, воздвигнутого в честь того или иного божества.
Данила и представить не мог, что на Фросте почитают стольких богов. От нечего делать он попытался их сосчитать по количеству глав представленных концессий, но постоянно сбивался.
Процедура приведения к присяге затянулась, поскольку некоторым храмам пришлось избирать новых вождей взамен павших во время беспорядков. Свято место, как говорится, пусто не бывает.
Наибольшие потери понес храм Безликого. Его служители полегли почти все в самые первые минуты бунта. В основном от коварных ударов в спину. Это стало ясно еще там, на храмовой площади, когда хоронили убитых. Зато хранитель храма по имени Лебой выжил. Израненный, он лежал под грудой тел своих соратников, которые все до единого – и невредимые, и те, кто уже истекал кровью – бросились закрывать его собой, умирали, принимая на себя удары, ценой собственных жизней спасая священника, не дав убийцам завершить начатое. Столь беззаветная преданность тронула Крючкова до глубины души. Если до этого он еще колебался, не зная, имеет ли право задействовать БМД в местном конфликте, помня о моратории на использование земного вооружения на поверхности планеты, то теперь просто не мог обмануть надежды людей, которые видели в нем единственный путь к спасению.
Лебоя тогда перевязали и отнесли в ближайший дом, занятый под лазарет. Но хранитель вскоре снова приковылял на площадь, как только пришел в себя, и первым из храмовников упал на колени перед «Витязем», еле выговаривая клятву верности. Пожалуй, это был единственный случай, когда ее произносили с таким трепетом, вкладывая в слова всю душу и сердце.
Нет, впервые столь проникновенной, надо полагать, была Таяна. Но с ней все немного иначе, сложнее. Она знает куда больше, чем Лебой. Наблюдала события, можно сказать, изнутри. А вот хранитель искренен в своем заблуждении, потому и веришь ему без оглядки.
