Она постучала в окно.
Ника услышала не сразу. А когда поняла, что происходит, – тут же вскочила. Сперва подумала: Игни. Кто еще мог так беспардонно заявиться среди ночи? Отдернула занавеску, выглянула – Ксюша…
Как только держалась на узком карнизе?
В этот самый момент Ника и догадалась, что все еще спит. Правда, когда дергала шпингалет, ее колотил самый настоящий озноб. И руки дрожали натурально.
Ксюша забралась на подоконник. Такая же, как всегда. Вернее, почти такая же – волосы слиплись и спутались. На ней была знакомая Нике одежда. Черная куртка с меховым воротником. Черные брюки. Не хватало только обуви…
Она сидела в странной позе – на пальцах, не касаясь опоры босыми пятками. А за спиной висела маска с длинным загнутым клювом.
Ника медленно протянула руку и погладила подругу по колену. Живая. Теплая. Та мотнула головой: нет. Совсем как Настя в гостинице. Только смотрела умоляюще. Широко распахнутыми глазищами с размазанной тушью. Густые черные потеки.
– Ты тоже не можешь говорить? – спросила Ника растерянно.
Нет. Тонкие серьги-сердечки качнулись при движении головы из стороны в сторону. Ксюша сложила пальцы в щепоть и изобразила, будто пишет. Ника поняла. Метнулась в комнату, нашарила на столе ручку, выдрала из первой попавшейся тетради с конспектами чистый листок.
Протянула.
Пока подруга выводила на бумаге непохожие на ее почерк каракули, Ника разглядела ссадины на Ксюшиных руках и грязь под ее сломанными ногтями.
– Птичий… пастырь? – наконец прочитала она. – Это тот, кто тебя похитил?
Нет. Отложила листок с ручкой и сложила ладони у себя на груди.
– Это ты! – догадалась Ника. Вопросы тут же хлынули потоком: – Ксюшечка, где ты сейчас? Что с тобой случилось? Тебе… больно?
Нет. Снова взяла ручку и бумажку.
Ника пристально вгляделась в корявые буквы.
– До-мой… Ты хочешь домой?
Ника встала на цыпочки и бережно провела рукой по Ксюшиным волосам, разделяя пальцами спутавшиеся пряди. Ксюша смотрела вниз, и слезинки падали на подоконник с кончика ее носа.
Из-за того, что окно было отворено настежь, комната мгновенно выстудилась. Ника мерзла, дрожала, смотрела на Ксюшу и от этого тряслась еще сильнее. И не знала, что делать дальше.
– Чем я могу тебе помочь? – едва шевеля губами, спросила она. – Напиши. Я тебя найду. Обещаю!
Снова этот взгляд. Безмолвный крик одними глазами.
– Во…лю…крис? – От неожиданной догадки Нику бросило в пот. – Но почему?
Вместо ответа на нее глянула клювастая маска из черной сморщенной кожи.
Оставив листок, Ксюша махнула рукой: пока-пока! – и вдруг повалилась спиной назад.
Ника едва сдержала крик. Легла животом на подоконник, свесилась наружу, ожидая увидеть самое страшное.
Внизу никого не было.
Стылый воздух мгновенно пронял ее насквозь.
Ника схватила листок с Ксюшиными каракулями, затворила окно и забралась в постель. Укуталась в одеяло, сжалась и подтянула ноги. Колотило беспощадно. Не то от холода, не то от волнения – сама уже не понимала. Все спуталось.
Или как там еще в таких случаях принято? Пипл схавал…
Но как связано исчезновение Ксюши с нелидовским клубом?
Странный сон… Бред бредовый…
– Вера, подъем! В институт опоздаешь! – Мама приоткрыла дверь и кричала из коридора. – Про вторую пару можешь даже не врать, знаю, что к первой… – Не дождавшись ответа, зашла. Решила растормошить лентяйку-дочь. – Какая тут у тебя холодища… Окно открывала? Может, еще и куришь?
Ника с трудом продрала глаза. Ей казалось, что она вообще не спала. Все тело словно катком укатали.
– Мне уже поздно начинать, я старая, – проговорила она с трудом. Супер. Похоже, еще и простудилась. – И не называй меня Верой. Ненавижу Веру.
– А я ненавижу Нику.
