– Вот это да, – пробормотал Ирвич.
– Она нашла годную для воспроизведения запись умственной деятельности, – рассматривая новые меню, сказал Квуп, – и предлагает нам сеанс.
Ваки сглотнул.
– То есть у нас получилось? – спросил Снахт.
– Должно быть, да… – неуверенно подтвердил Квуп.
– Кому не стрёмно засунуть в это свои мозги? – поинтересовался Ирвич.
Подростки переглянулись.
– Ну, мне, – вызвался Ваки.
– Нет, только не ты, – запретил ему Ирвич. – Маленький ещё на рожон лезть.
Квуп, прищурив один глаз, оглянулся на кресла воспроизведения.
– Мне стрёмно, – сказал он, – но я это сделаю.
– Почему ты? – удивился Снахт.
– Мои мозги решали, как её чинить, – ответил Квуп, – так что, если она их пережжёт, всё будет честно. А если она пережжёт мозги кому-нибудь из вас…
Он пожал плечами. Это означало «я не смогу с этим жить».
– Квуп, не надо, – упавшим голосом произнесла Ула. – Вы должны как-то по-другому её испытать.
– Как? – откидываясь в кресле, спросил Квуп.
Он вздрогнул, когда под ним, принимая его тело в глубь конструкции, задвигались металлические пластины.
– Она нашла тебя, нашла человека, – сказал Снахт.
Пластины продолжали вращаться, обхватывая голову Квупа.
– Ирокез помнёт, – предупредил Ирвич.
– Он у меня всегда мятый, – ухмыльнулся Квуп.
Затем он перевёл взгляд на Снахта.
– Поставь на одну минуту, – попросил он. – Надеюсь, это меня не убьёт.
Снахт послушался – повёл руками над пультом. Вокруг головы Квупа сомкнулись металлические зажимы. Ирокез смяло. Ула кусала губы и выглядела очень испуганной.
– Аккуратнее, – попросил Квуп.
– А я предупреждал, – напомнил Ирвич.
– Ты точно хочешь это сделать? – беспокойно спросил у Квупа Снахт. – Я не хочу стать тем, кто отправил тебя в расход.
Квуп ощутил неприятный холодок в груди – струсить было легко.
– Ну, давай уже, – поторопил он, – включай.
– Ладно, – согласился Снахт. – Но имей в виду, я делаю это в первый раз, и…
Конец фразы Квуп не услышал. Стальные пластины зашевелились с удвоенной быстротой. Ощущение было странное – будто над твоим телом катится невысокая волна из ожившего металла. Исчезли звуки, стало прохладнее. Квупу стало страшно, но закричать он уже не мог – его тело перестало существовать. Он остался один в пустоте, без рук и ног, без глаз, без кожи, без дыхания.
Квуп успел подумать, что машина, должно быть, его убила. Но потом мысль ушла, рассеялась, ведь она на самом деле была не его мыслью, на самом деле он – человек по имени…
– Дегора Липаш.
Он чувствует, как произносит своё имя, как привычно оно слетает с губ. Ещё он чувствует страх. Страх от того, в каких обстоятельствах ему приходится называть себя: он прикован к креслу подсудимого, его голову холодит обруч мыслесканера, а напротив него, склонившись над своими пультами, работают шесть судей и двенадцать наблюдателей.
– Ваш возраст? – спрашивает младший судья.
– Сорок шесть лет.
По виску Липаша течёт пот, но он не может его вытереть – руки тоже прикованы к креслу. Вот нелепость: всё устроено так, будто он – загнанный в угол, одышливый, слабый и неуклюжий толстяк – может быть опасен для этих людей.
– Где вы родились? – уточняет младший судья.
– Тиркуниум, район Мирух, – отвечает Липаш.
Всё куда-то уплывает, и, кажется, что теряешь сознание…
А потом Квуп вспомнил, что он – Квуп. На мгновение вокруг снова стало совсем темно, а потом – раз, и пластины начали разъезжаться, пропуская свет.
