В подушечках пальцев закололо, словно я отлежала руку, а теперь кровообращение вернулось. Я вновь могла ощутить комнату вокруг, каждый предмет открыл свою суть. Сосредоточив всю силу в единый рывок, я провернула трюк, доселе ни разу не опробованный.
Энтони еще не успел вернуться в комнату, а я из покорной пленницы превратилась в беглянку. Рванула к окну, одновременно титаническим усилием расплавив стекло и превратив раму в угольки. Закрыв голову руками, прыгнула ногами вперед, поддав под спину скорости воздушной подушкой.
— Стой! — закричал принц.
Бешено колотилось сердце, я зажмурилась от страха, сила утекала одним сплошным потоком, опустошая меня. В ушах свистел ветер, ветви деревьев ощутимо хлестнули в левое плечо, я закружилась, как теннисный мяч. Меня затошнило от боли и страха, земля резко приближалась, как в страшном сне, когда настигает зло, а ты не в силах ничего предпринять.
Удар. Хруст. Левое бедро разорвала боль, я покатилась по заснеженной поляне, пока не остановилась, погребенная под сугробом.
Я чертыхнулась, сжав зубы. Я лежала, как дохлая селедка, левая нога ужасно болела. Но еще яростней полыхало чувство злости на саму себя.
Молодец, Света, не только не сбежала, но еще и сломала ногу. Теперь прощай, свобода, от принца даже не уползти.
«Сиди тихо и делай вид, что терпишь ухаживания».
Все тело ныло, в ногу словно вонзился нож. Я проклинала собственную невезучесть. Остается надеяться на мужа. Что не поверит наветам, решит выступить против короны, выкрасть обратно свою жену. От осознания маловероятности спасения я тихонько завыла.
Послышался приближающийся бег. Принц присел рядом, стражники расположились вокруг, эмбия встала в сторонке.
— Света, зачем? — Принц расстроенно заглядывал в глаза.
Я прикусила губу до крови. Боль стала невыносимой.
Заметив поврежденную ногу, Энтони занес над нею ладони. Боль стала острее, я тонко закричала. Принц потемнел лицом, отдал распоряжение стражникам:
— Осторожно поднимите и отнесите наверх. Я сказал: осторожно!
Боль вознеслась крещендо, когда чужие руки дотронулись до поврежденного бедра. Я провалилась в благословенную тьму.
Я очнулась при свете солнца в незнакомой кровати на белоснежных мягких простынях. Уставилась на лепной потолок, затем перевела взгляд на противоположную стену, где висели охотничьи трофеи: головы оленей, бигастов, крупных зубастых хищников, не виданных на Земле. Рядом со мной на кресле дремал Энтони. Я попробовала сесть поудобней, левое бедро прострелила боль, словно от разрывной пули.
— Света, дорогая, — прошептал Энтони, присаживаясь в кресле. — Не двигайся. Ты сломала бедро, я не могу излечить его за день. Тебе нужно неделю лежать. Не бойся, я не брошу тебя.
Теперь я настоящая пленница, остается надеяться на порядочность принца. Пока он не делал попыток обидеть меня.
«И еще, — отметила я с сарказмом. — Изнасиловать он меня теперь тоже не сможет».
— Энтони, — поинтересовалась я смиренным голосом. — А как же надвигающаяся война? Разве ты не нужен сейчас брату?
— Ричард не прислушивается к моим советам, — хмыкнул Энтони. — Война — его рук дело, пусть сам и расхлебывает. Я полностью в твоем распоряжении.
Матрас с правой стороны прогнулся под тяжестью принца. Он обнял меня одной рукой, склонился так, что каштановые волосы мазнули по ключицам, остановился на расстоянии вдоха от губ.
Я была полностью в его власти. Беспомощная и обреченная. Зависимая от милости принца.
Я медленно отвернулась, посмотрела в окно, где снег укрывал шапкой лес.
Не смогла. Не хотела предать мужа.
Энтони выпрямился, задумчиво потер переносицу.
— Я позову твою подругу, — бросил он, выходя из комнаты.
Через пару минут забежала Мэй, встревоженная и взъерошенная, как пушистый воробей. Мы крепко обнялись, она поцеловала меня в щеку, и тут же стало чуточку светлей на душе.
— Мэй, скажи, может, тебе удалось передать весточку лорду Бестерну? — с надеждой спросила я, сглатывая слезы.
Подруга отрицательно покачала головой, указала пальцем на ухо и на дверь, намекая на то, что нас подслушивают.
Я понятливо прикусила губу. Подбородок дрожал, отчаяние грозилось поглотить меня.
Мэй прошептала одними губами:
«Сбежим».
Я пожала ее ладонь и благодарно повторила, не произнося ни звука:
«Сбежим».
Энтони вошел с серебряным подносом, на котором дымился чайник. Лежали на тарелке золотистые хлебцы, кусочек масла таял на стопке воздушных
