— Нет уж! — настораживаюсь я. — Что тебе помешает отвезти нас куда-нибудь не туда и сдать тонтонам?
— Слушайте, Компендиляриум раньше странствовал с бродячим цирком. В нем дрессированных зверей перевозили. Стены решетчатые, вам все будет отлично видно. Не понравится что-нибудь — можете запросто меня пристрелить.
Мы переглядываемся. Мейв чуть заметно качает головой. «Не доверяй ему».
— Я поеду с тобой, — говорю. — Остальные — в короб!
— Не слышала, что ли? — сердится Слим. — Сказал же, это опасно!
— А я сказала, что поеду рядом с тобой. И с волкодавом.
Я привязываю Гермеса сзади к тележке. Все наши забираются в короб, в темную душную тесноту. Устраиваются на соломе. Косые лучи солнца падают сквозь решетки под потолком, как Слим и говорил.
Последним залезает Лу.
— Надеюсь, там нет блох, — говорит он.
— Что бы ни случилось, ни звука, — предупреждает Слим. — Замрите и не высовывайтесь, пока я не скажу.
Толстяк вдруг переменился, словно другим человеком стал. Голос, взгляд и даже неохватное тело вдруг подобрались. Он выглядит настоящим бойцом. А это не так-то просто для мужчины в розовом платье.
— Все нормально? — спрашиваю я. Наши кивают.
Мы захлопываем дверцы. Я забираюсь на козлы, со мной Следопыт, Нерон устраивается у меня на коленях. Слим втискивается рядом. Слим бодро подстегивает Моисея волоками. Компендиляриум скрипит и трогается с места.
С каждым оборотом колес я все ближе. К поясу бурь. К «Гиблому делу». К Джеку. Рука сама тянется к Сердечному камню на шнурке. Пальцы смыкаются вокруг прохладной гладкости. Скоро я увижу Джека. Самой не верится. Столько всего случилось за это время. Внутри у меня все сжимается. Бросает то в жар, то в холод. Я стосковалась по его глазам цвета лунного серебра. По его улыбке, от которой переворачивается сердце. По его губам, его прикосновениям, теплому запаху шалфея.
Запах. Божемой.
Я вся в поту, перемазана в грязи, мне жарко… От меня, наверное, воняет, как от скунса! Когда я в прошлый раз купалась? Уже и не вспомню. Поворачиваюсь к Слиму.
— От меня пахнет? — спрашиваю.
— Э-э… — запинается он.
— Божемой, точно. Пахнет. Очень плохо? Честно скажи!
— Ну, бывает и хуже. Но не благоухаешь, уж точно.
— Так я и знала, — расстраиваюсь я. — Что же делать?
— Ты меня спрашиваешь? Позволь тебе напомнить, я сам хожу в женском платье и без нижнего белья.
Я смотрю на него и не вижу. От ужаса потемнело в глазах. Наконец-то я встречусь с Джеком, а он тут же на месте хлопнется в обморок от моего аромата. Надо как-то помыться, и постирушку устроить, и…
— Погоди-ка, — говорю я. — Тот тип, что за Молли подглядывал… Вот что, я попрошу разрешения помыться в ее ванне! Как приедем, сразу купаться! — Я счастливо улыбаюсь. Прямо камень с души упал.
— Ну посмотрите только, солнышко из-за туч вышло! — радуется Слим. — Скажу тебе, сестрица, ты красотка, когда улыбаешься. — И подмигивает. — Если я хорошо знаю «Гиблое дело», а я это заведение отлично знаю, тебе придется чем-нибудь заткнуть ту замочную скважину.
Солнце клонится к закату. Всего три-четыре лиги осталось до пояса бурь.
— Недалеко уже, — говорит Слим. — Еще, я так думаю… Тпру, Моисей! Стоять!
Он натягивает вожжи. Компендиляриум со скрипом останавливается.
К дереву у дороги пришпилен человек. Толстый железный штырь проткнул ему горло.
Недавно. Может, пару дней назад. Умирал он тяжело и долго. С виду худой, изможденный. Лет сорок. Как нашему Па.
Нерон каркает. Я держу его покрепче, а то у вороньего племени есть такая привычка — мертвых клевать. Над этим покойником кто-то уже поработал. То ли вороны, то ли еще какие трупоеды.
— Ты его знаешь? — спрашиваю я.
— С детства, — отвечает Слим. — Его зовут Билли Шесть.
Широкое лицо Слима багровеет. Он начинает слезать с козел. Я хватаю его за руку.
— Эй, куда?
— Нельзя его так бросать, — говорит Слим. — Надо похоронить по-человечески.
