обжигала небо осенней свежестью.
– А куда это вы собрались? – голосом гадким и писклявым, словно плевком, ударило в спины. – Тая, где обещанный золотой?
Девушка зарычала диким зверенышем, выругалась и развернулась на пятках к говорящему.
– Рыжий, я за твоей монетой и иду! Обещала, значит, в лепешку разобьюсь, но найду. Дождись меня, ладно?
Парень был неприятен и верток, а взгляд его – колюч. Медноволосый, щербатый, и прищур настороженный, как у всякой бродячей собаки.
– Ага, щас, – отрезал он. – Или монету гони, или я иду к Кейблу.
– Иди, – разрешил Иттан, пока Тая судорожно придумывала ответ.
Вскоре они будут в полной безопасности. А Кейблу давно пора отдать долги: за сломанные кости, за разбитое лицо, за измученную худышку-Таю. Иттан непременно пообщается с ним по душам, потому пусть парень бежит ябедничать. Пусть Кейбл ищет.
Но глупый парень выудил из голенища драного сапога ножичек и, поигрывая тем, двинулся на них, безоружных и измятых.
– С удовольствием уйду, но возьму нашу малышку в заложницы. А ты, парнишка, тащи деньги.
Разумеется, Тае не угрожала опасность. Разумеется, Иттан отбил бы нападение. Но то безумие, что давно предъявило права на его разум, ощерилось. Никто не смел угрожать Тьме.
Бездна взвыла под ногами, и мощь ее налила глаза кровью.
–
С удовольствием.
Рыжий парень, сбитый с ног вихрем, скованный по рукам и ногам, отлетел к каменной стене. Расширившиеся глаза удивленно смотрели на Иттана. Губы шевелились мольбой о пощаде. Но Тьма требовал мести. Обездвиженное тело взмыло в воздух и закружилось. Капли крови с разбитой головы разлетались в стороны.
Тая вскрикнула, зажала рот руками.
– Зачем ты… прекрати!
– Я умею и не такое! – говорил кто-то, но не Иттан. Он слышал свой голос, хриплый, с металлическими нотками, идущий из глубин, рвущий грудь и ломающий ребра.
Тая всмотрелась ему в лицо и увидела нечто, что заставило ее отшатнуться. Но тотчас она одумалась и отвесила пощечину. Хлесткую, громкую. Шлепок взорвал неестественную тишину подземелья, и Тьма потребовал наказать наглую девчонку.
Нет!
Только не ее!
Вдох и выдох. Тело Рыжего рухнуло лицом в землю. Его спина ходила ходуном. Парень всхлипывал и потирал рану на затылке.
– Что это было? – Кажется, Тая и сама знала ответ. – Тебе плохо?
– Завеса пытается меня сломать, но у нее ничего не выйдет. Обещаю. Не бойся. – Иттан прижал девушку к груди. – В верхнем городе я обязательно найду способ излечить себя.
– А он?.. – Она почти направилась помогать стонущему парню, но передумала.
– Выживет, – успокоил Иттан.
Рыжий по стеночке семенил подальше от опасной парочки.
Мать рыдала в три ручья и обнимала «родную кровиночку» не меньше получаса. После в объятия его заключила тетушка (вряд ли от переизбытка эмоций, скорее – чтобы порыдать за компанию). Обслуга столпилась на лестнице и перешептывалась, всхлипывала, качала головами.
Таю заметили гораздо позже.
– Тая моя невеста, – строго представил девушку Иттан и ожидал недовольства или непонимания.
Но матушка, ополоумевшая от потери единственного наследника и его же чудесного воскрешения, прижала Таю к груди и погладила по встрепанным волосам.
– Добро пожаловать домой, деточка!
Отец, одетый в домашний халат с поясом, расшитым золотыми нитями, утопал в кресле. Пальцы стискивали чашку кофе. Поседевшие в болезнь волосы были зачесаны назад, оголяя высокий лоб. Ноздри гневно раздувались.
– Допустим, твою выходку я спустил, – проскрежетал он, обращаясь к Иттану, сидящему напротив. В кружке Берка-младшего дымилось парное молоко (как же он соскучился по его сладости!). – Но ты притащил с собой какую-то оборванку и требуешь представить ее в качестве будущей жены? Графини? Никто прежде не оскорблял наш род наплевательским отношением к традициям. Но ты, как всегда, стал первым…
Иттан отхлебнул молока, и оно скатилось по горлу, спуталось с зияющей пустотой в грудине и ненадолго заглушило жажду боли.
– Отец, напомню о нашей договоренности. Жизнь твоя взамен на жизнь нашу, – тихо, с расстановкой парировал Иттан.
