— Кто-нибудь еще в семье или родне слышал голоса?
— Нет, я одна заболела.
— Заболела… Напротив, барышня Динц, ты одна среди них здоровая. Ты грамотна? Считать умеешь?
— Ага.
— Ну что ж, проверим твою память и способности. Но как бы то ни было, барышня, отныне ты в службе Его Высочества. Пока будешь иметь звание кадета и жалованье сто унций в месяц.
«Сто унций! — Лара едва не ахнула. Она редко держала в руках больше полтины, и то считала за великое богатство, и вдруг такие деньги! Но восхищение мгновенно схлынуло, стоило ей подумать: — Э-э, за просто так сто унций не отвалят. Какую же работу мне назначат?»
— Но если ты откажешься служить, — остановившись, Картерет в упор поглядел на нее, — следующая ночь станет для тебя последней.
Лара не нашла слов, только смогла кивнуть.
— Надеюсь, ты будешь умницей.
Комната, которая открылась ей, была велика, словно общий зал школы. Только потолок низковат, и окна будто бойницы. Освещали комнату электрические лампы.
Из мебели были только одинаковые шкафы, стулья, письменные столы и три странных кресла. Такие кресла Лара видела в комнате ужасов, в публичном городском саду, где за пять лик показывают страхи и куда младших детей не пускают. Вроде бы на кресло сажали еретиков, чтобы их мучить. В Церковном Крае до сих пор сажают, там суровые порядки.
Сделанные из толстых досок и массивных брусьев, кресла имели высокие спинки, к которым привинчены колпаки цвета тусклой бронзы. Как раз, если сядешь, голова окажется под колпаком.
А в одном из кресел сидела Безуминка!
Она едва взглянула на Лару, вновь уставилась в пюпитр, торчавший перед ней на гнутой штанге, и продолжила читать, отчетливо выговаривая каждое слово: — Седьмой эскадрон направляется в Линдес через Конт и занимает шлюзы. Шестнадцатый дивизион следует в Каллен и занимает позицию у железной дороги.
«Я раньше слышала такое, — вспомнила Лара. — Она диктует приказы военным частям, вот что».
Голос Безуминки звучал странно, словно… словно она была под хмельком и старалась говорить четче, чтобы язык не заплетался.
Безуминка перевернула лист на пюпитре и помотала головой под бронзовым колпаком. Она жмурилась и кривила губы, будто ее терзала изжога. Лицо девушки выглядело хуже, чем вчера. Она что, так и не выспалась? Кожа побелела, глаза ввалились.
Лара заметила, что Безуминка не просто сидит в кресле, а пристегнута к нему. Ремни охватывали ее тело под грудью и в талии, а ноги были прихвачены к подножкам.
«Ничего себе работенка! Никаких ста унций не надо. Пропади все деньги, я должна отсюда выбраться! То-то Удавчик намекал: „Не нанимайся на службу, которая проклята“! Но как отвертеться?»
Кроме Безуминки, в комнате-зале находился еще кое-кто. Двое жандармов в темно-синем, с револьверами и саблями. Они тихо сидели вдали у стены, покуривая папиросы, и табачный дымок уплывал в вытяжные окошки. Лица у свиней были совершенно равнодушные.
— Вот твое место, — указал профессор на пустое кресло. — Унтер! Помогите барышне устроиться и опустите ее шлем пониже.
Жандармский унтер безмолвно застегнул ремни и надвинул колпак на Лару, закрыв ей уши. Она поерзала, прислушиваясь, но голосов в голове не было.
— Я показываю таблицу. — Профессор повернул к Ларе пластину на штативе, покрытую короткими словами. — Ты запоминаешь, что там написано, и повторяешь вслух. Не спеши! Сначала микстура.
Жандарм поднес к ее губам стакан, наполовину налитый чем-то желтым. Из стакана в ноздри ударил резкий аптечный дух. Лара отдернулась, закусив губу.
— Пей. Настойка пьянь-травы, тебе понравится.
— Не хочу.
Рукой в белой перчатке унтер хлестнул Лару по лицу:
— Пей.
Сжав зубы, она отвернулась от стакана. Глаза защипало от слез. Свиньи!
— Валган, — прервав диктовку, сказала Безуминка, — когда тебя будут вешать, я буду тянуть за ноги. А потом станцую на твоей могиле.
— Продолжай вещание, не отвлекайся. — Унтер даже не взглянул в ее сторону, наблюдая за Ларой. — Зажму нос, сама
