– Выяснить, где она живет, куда ходит, есть ли у нее охрана, – объяснил совершенно очевидные вещи. – Обо всем сообщить мне. Ее саму не трогать. Надеюсь, вы поняли задачу, сеньорита Ша, и мне не придется искать кого-то, кто соображает быстрее.
Мусорщица склонила голову, коснулась острым алым ногтем рисунка.
– Поняла, господин Канова. Насколько я вижу, девушка не просто однофамилица господина Морена.
– Хорошо, что вы это видите…
Закончить фразу он не успел, потому что замученное Луи пирожное выскользнуло из-под ножа и катапультировалось прямо в нетронутый бокал аперитива.
– Луи.
«У тебя манеры свиньи», – сказал бы ему Франческо наедине, но при мусорщице промолчал. Какими бы ни были манеры Луи, он – высший. Недосягаемое совершенство для любого мусорщика. И все, что Франческо имеет ему сказать, не касается никого больше.
Луи же вздохнул, проводив погибшее пирожное печальным взглядом, и пробормотал:
– Прошу прощения, друг мой. Мысли о вечности вгоняют меня в тоску и пробуждают аппетит. Пожалуй, я закажу еще эклеров.
И, не дожидаясь позволения, позвонил в колокольчик.
Старый дурак.
– У вас неделя, синьорина, – еще холоднее сказал Франческо, подумав, что если Анна и сейчас сглупит, то больше шанса он ей не даст. Найдет кого- нибудь еще, попонятливее. Мусорщиков в любом городе – как мусора.
Однако на сей раз Анна все поняла сразу и правильно. Встала из-за стола, одернула юбку – короткую, едва прикрывающую срам.
– Весьма щедро с вашей стороны, господин Канова. С вашего позволения, не буду терять времени.
И, прихватив со стола еще один кровавый коктейль, пошла прочь.
Франческо поморщился и отвернулся: вихляющая походка старой шлюхи удавалась ей просто отлично. Да еще эти жуткие чулки в сеточку. Кто бы мог подумать, что нелюди тоже подвержены старческому маразму?
И сразу, как Анна покинула кабинет, заглянул официант.
– Луи…
– Подайте счет, – со вздохом велел Луи и, когда официант закрыл дверь, повернулся к Франческо. – Друг мой, Жан Морена не простит нам, если мусорщики обидят его дочь.
О боже. Ужасный город, ужасный день! День, когда Луи окончательно впал в маразм. Даже свои пирожные все изломал. Бедняжка Луи, наверное, ему слишком тяжело дался перелет. Надо было сразу убить ту крашеную ведьму, что вздумала в полете слушать Пятую симфонию. Выбрать исполнение каким-то русским оркестром с дирижером – бездарной старухой? Человек с таким музыкальным вкусом не имеет права дышать одним воздухом с Луи! И, пожалуй, от той криворукой старухи тоже надо было его избавить. До того, как она успела испоганить Пятую.
– Успокойся. Никто не посмеет обидеть мою Виолу. И совершенно не стоит волноваться насчет Морены, он любит свою дочь и поймет, что ей лучше всего будет со мной. Он уважает судьбу.
Луи вздохнул. Прижал ладонь ко лбу. Прямо-таки воплощенное отчаяние.
– Друг мой… Помнится, ты обещал Морене, что и пальцем не коснешься его дочери! Думаешь, он позабыл?
Боже мой, какой трус…
– Я обещал не причинять ей вреда. Луи, подумай сам! Разве я могу причинить вред моей Виоле?! Она – моя жизнь, моя душа… какой вред? Да я своими руками убью всякого, кто посмеет покуситься на нее!
Луи вскочил. Хватил кулаком по столу – полетело на пол блюдо с изломанными пирожными. Спрыгнули бокалы, зазвенели, разлетаясь на брызги…
– Да ведь ты спустил на нее мусорщиков! Даже если потом убьешь виноватых – что с того? Мусорщики могут сделать что угодно…
Франческо поморщился от диссонанса: трясущиеся в истерике брыли Луи и хрустальный звон малого минорного секстаккорда ля – ужасное сочетание. Чтобы не видеть учиненного им разгрома, отошел к окну.
– Прекрати, Луи.
Не слушая дальнейшей истерики, отдернул занавеску, выглянул на улицу и в первый момент даже не понял, почему дама в длинном черном плаще кажется знакомой. Только когда она, открывая дверцу синего «Форда», повернулась в профиль, Франческо ее узнал.
Анна.
Совсем другая походка – жесткая, собранная. Куда-то делась вульгарная красная помада и египетская подводка. Даже черты лица изменились: да, не красавица, но и не обезьяна.
Любопытно, в какую игру она играет и зачем? Но наверняка не решится связываться с Жаном Морена. Всем известно, что с мусорщиками он не разговаривает – сначала убивает, а потом только интересуется, какого дьявола им понадобилось поблизости. Так что предательства Анны можно не