Кейрен дотянулся до вазы.
Город велик, но он знает запах. И след возьмет.
Чего бы это ни стоило.
Глава 18
Узкая полоска света пробивалась сквозь ставни. Она ложилась на дощатый пол, рассекая комнату пополам. На левой половине находился старый платяной шкаф, дверцы которого были приоткрыты и виднелись пустые полки. На правой – стол и кровать.
Кэри сидела на кровати, поджав босые ноги, и глядела на полосу.
И еще на стол, прикрытый полотняной скатертью. Некогда нарядная, та давно утратила первозданную белизну, обзавелась рядом пятен и крупной, наспех залатанной дырой.
Спустив ногу, Кэри потрогала пол.
Теплый.
И деревянная стена тоже… и место странное. Пахнет свежим деревом, смолой. Стены липкие, в янтарных капельках. А ковер на полу старый, но плотный еще, шерстяной.
Мягкий.
На столе – масляная лампа, в которой масла осталось на самом донышке. Фарфоровый, расписанный розами таз для умывания. Кувшин. Здесь же – зеркало на ножке, гребень…
Как она сюда попала?
Кэри помнила и руки, и голос, и… ее похитили?
Определенно.
Но кто и зачем?
Надо успокоиться. Вдохнуть поглубже, выдохнуть… вдохнуть и выдохнуть, расплетая запахи, которыми комната полна, выискивая среди них нити-ответы. И найдя, произнести вслух пару слов из тех, что леди знать не должны. Поднять таз… а лучше кувшин. Увесистый какой. И ручка удобная.
Кэри подвинула стул так, чтобы он оказался напротив двери, и, взяв кувшин в руки, приготовилась ждать. Удивительное дело, она не испытывала ни стыда, ни смущения, несмотря на то что была в одной лишь ночной рубашке, скорее неясное, непонятное ей самой предвкушение.
Злость.
Терпкую, пахнущую молодым железом, огнем и углем. Немного северным ветром.
Ветивером.
Она поднесла ладонь к носу, вновь убеждаясь, что запах этот не примерещился. И сорочка ее, и халат, заботливо оставленный на спинке кровати, и само одеяло, толстое, стеганое, набитое пухом, выдавали хозяина.
И если так, то…
Кэри усмехнулась и погладила кувшин. Любому терпению приходит конец… и, наверное, все-таки в ней не так уж велики были запасы добродетели.
Ждать пришлось недолго. Солнечный луч скользнул вправо, добравшись до ковра, и увяз в длинной его шерсти. За дверью же раздались шаги, такие до боли знакомые шаги, что Кэри с трудом сдержала рычание. А он все возился… замок?
Засов. Он надежней и скрипит так характерно. Петли мог бы и смазать.
– Знаешь, дорогой, – сказала Кэри, поднимаясь, – это уже несколько… чересчур.
Кувшин врезался в косяк над головой Брокка. Брызнули осколки.
И вода.
– Кэри!
– Что? – Она потянулась за тазом, заблаговременно поставленным на край стола.
От столкновения со стеной таз раскололся пополам.
– Прекрати!
От гребня он увернулся, а руку с занесенным зеркалом перехватил, произнес с упреком:
– Нельзя бить зеркала, счастья не будет.
Кэри, неожиданно для самой себя, шмыгнула носом.
– Ну что ты, испугалась? – Брокк отложил уцелевшее зеркало и прижал Кэри к себе. – Прости, пожалуйста… я как-то не подумал, что ты испугаешься… я же просил не бояться.
Она стояла, уткнувшись носом в темный вязаный свитер, мокрый, в осколках, насквозь пропахший костром и все тем же терпким и удивительно вкусным ветивером, вдыхая запах и сдерживая слезы. А Брокк гладил растрепанные ее волосы и шептал:
– Я думал дождаться, когда ты проснешься, но пришлось уйти… позвали… и тут ведь дверь открыта была… прости…
