– Я передам. – Старушка ловко выхватила перчатку из рук Кейрена и, заглянув в глаза, сказала: – Он страшный человек.
– Тетушка! – Знакомый, обманчиво дружелюбный голос, от которого шерсть на загривке дыбом встает. – Вот вы где! Тетушка, нельзя докучать незнакомым людям…
Освальд Шеффолк скалился.
– Извините, тетушка слегка не в себе, а я недоглядел…
– Мальчик с голой шеей! Освальд, разве можно ходить вот так, с голой шеей? Зима уже! И сквозняки. А сквозняки опасны… – Толстуха раскрыла ридикюль и вытащила желто-синий ком. – Ему обязательно нужен шарф.
– Тетушка, поверьте, он прекрасно обойдется и без шарфа.
Кейрен наклонился, чтобы женщине было удобней, и вязаная, пахнущая пылью и пудрой петля легла на шею.
– Ну что вы, – он поцеловал пухлую ладонь, – мне давно не делали таких подарков.
Женщина зарделась.
– Это очень и очень полезный шарф, – наставительно сказала она. – Я сама его связала!
– Тетушка!
Она все же позволила взять себя за руку и, сникнув, засеменила рядом с тем, кто выдавал себя за Шеффолка.
Проклятье! И ведь доказать не получится…
– Дорогой, – леди Сольвейг всегда отличалась завидным терпением, но следовало признать, что сегодняшний вечер стал для нее испытанием, – ты не мог бы снять эту… странную вещь.
Она взяла шарф двумя пальцами, не сумев преодолеть выражение брезгливости.
– Нет, матушка. Это подарок… от одной весьма занятной леди. Ты бы не могла одолжить мне свой бинокль?
– Я могу. – Люта протянула белый бинокль на костяной рукояти.
…ложа Шеффолков, бархатное гнездо…
Люди.
Освальд, который, зная, что Кейрен смотрит, играет одному ему понятную пьесу. Вот он держит Таннис за руку, что-то говорит, наклонившись к самому уху.
Сдержаться.
Охранников четверо, двоих Кейрен видит, они не дают себе труда скрыть свое присутствие. Еще двое снаружи. Достаточно, чтобы предотвратить побег.
…надо было еще там, в коридоре.
Он бы успел.
Таннис старательно улыбается, но улыбка ее – притворна. У нее никогда-то не получалось изображать эмоции. И теперь через старательно рисуемую радость проступает страх.
Бедная его девочка.
– Дорогой, – в голосе леди Сольвейг звенела сталь, – ты просто неприлично… много внимания уделяешь этим людям.
– Так надо, матушка.
Леди Ульне Шеффолк, вдовствующая герцогиня, которая отчаянно открещивается от вдовства, предпочитая белые платья, сидит прямо. Она неподвижна.
Женщина-кукла.
Старая, потемневшая кукла. Сломанная… или нет? На мгновение Кейрен ловит ее взгляд. Живой. Преисполненный презрения и ненависти. Но взгляд гаснет.
Еще одна маска? Если так, то старая, надежная, давным-давно ставшая истинным лицом.
Таннис смеется и трогает подбородок… она всегда так делала, когда приходила плохая карта, а она старательно изображала, что полные руки козырей имеет.
– Следовало ожидать. – Леди Сольвейг поморщилась. Все же и матушке не чуждо любопытство. – Эта женщина…
Она вовремя осеклась и повернулась к сцене.
Женщина.
Эта. Его, Кейрена, женщина, которую он не собирается уступать.
Остаток вечера прошел быстро. И нервно. Кейрен следил за Шеффолками. Леди Сольвейг, теряя остатки терпения, следила за Кейреном. Люта – за леди Сольвейг, с улыбкой, которая с каждой минутой становилась все более широкой. Матушка Люты пыталась развеять нервную обстановку, громко восхищаясь талантом мисс Вандербильд, которая и вправду блистала…
