Отец молчал и вовсе, кажется, заснул. Он никогда-то особо не любил театр. Очнувшись на финальной партии, он обвел ложу мутноватым взглядом и, широко зевнув, поинтересовался:
– Конец?
– Конец, дорогой, – звенящим от напряжения голосом ответила леди Сольвейг.
И Люта хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
…Шеффолков ждала древняя карета, массивная, с широко расставленными колесами, запряженная четверкой лошадей, она гляделась нелепо- роскошной.
– Дорогой, – леди Сольвейг ударила по руке, – разве ты не хочешь попрощаться со своей невестой?
…карета Шеффолков медленно ползла по аллее, занимая всю дорогу, но не находилось никого, кто посмел бы поторопить ее. И охранников не четверо – восемь верховых сопровождали экипаж.
Кейрен заставил себя отвернуться. И даже сказал что-то вежливое, уместное, на что получил столь же вежливый и ничего не значащий ответ.
Представление закончено.
Для всех.
И в собственном экипаже с леди Сольвейг слетела маска. Она с раздражением захлопнула веер.
– Гаррад! – Голос ее сорвался. – Будь добр, скажи своему сыну…
– Он и твой сын. – Отец не сдержал зевок. – Сама ему и скажи…
– Кейрен!
– Да, матушка.
– Твое сегодняшнее поведение… – Экипаж покачивался, а голос леди Сольвейг убаюкивал.
Таннис жива.
А остальное не так и важно. Вытащит. Найдет способ… главное, что жива. И ему не придется больше срываться в морг, потому что там есть кто-то «подходящий под описание». Не будет больниц и низких строений, пропитанных запахами смерти и формалина. Служителей, всегда слегка нетрезвых, словно и это их состояние – еще одна традиция. Не будет искалеченных мертвых женщин, порой укрытых холстинами, но куда чаще – бесстыдно выставленных на узких свинцовых столах. Все хорошо.
А станет еще лучше, когда он найдет способ вытащить Таннис.
– Ты меня не слушаешь.
– Что? Да, матушка, прости, задумался…
Отец только хмыкнул, а леди Сольвейг побледнела.
– Матушка, – Кейрен выглянул в окно, до дома оставалось с полчаса езды, и сон исчез, – скажи, пожалуйста, что ты знаешь о леди Шеффолк?
…старуха не настолько безумна, чтобы не видеть правды.
И ведь приняла чужака.
Почему?
– Леди Шеффолк? – Матушка определенно не ожидала подобного вопроса. – Или Освальд Шеффолк? Кейрен, та особа определенно дала тебе понять, что…
– Матушка, давай поговорим о леди Шеффолк. Если, конечно, ты не слишком устала. Насколько она не в себе?
Леди Сольвейг раскрыла веер.
…она никогда не примет Таннис. Человек. Девчонка с другого берега реки, место которой – на задворках жизни.
Содержанка.
…Райдо иногда пишет ей письма, рассказывает о жене и малышке, но для леди Сольвейг их не существует. Она все еще верит, что однажды Райдо одумается.
Ждет.
И следит, чтобы в его комнатах был порядок. Идеальный.
– Она редко покидает Шеффолк-холл, – наконец заговорила леди Сольвейг. Она сняла перчатки и разминала пальцы с заострившимися ногтями. Подобное свидетельство своей слабости заставляло леди Сольвейг нервничать сильнее. И от ногтей по руке побежала дорожка серебристой чешуи. – Признаться, ее не слишком-то рады видеть… но приглашения отправляют. Ты, пожалуй, не помнишь, мал был еще… нет, тебя вовсе еще не было, но как-то я устраивала благотворительный бал…
Взгляд леди Сольвейг потеплел. Ее благотворительные балы всегда имели успех, чем она искренне гордилась.
– Мы открывали новый приют и работный дом. – Чешуя исчезала медленно, а ногти росли, загибаясь острыми крючьями. – Для малолетних преступников. Их обучали… не помню чему, но чему-то там обучали, чтобы дети не вернулись на преступный путь. Но я не о том сказать хотела. Леди Ульне
