И если поначалу Кейрен принял его за подростка, стало очевидно – ошибался.
– Пустите, дяденька! – взвыл преследователь, дергая плечом. И тут же заголосил: – Поможите! Режуть! Убивають! Поможите!
– Заткнись! – К просьбе Кейрен присовокупил затрещину. – Или в Ньютоме поговорим?
– Дяденька, да пошто меня в Ньютом! Я ж никому дурного не сделамши!
– Прекрати кривляться. – Кейрен сжал руку, заставив человека замолчать. И тот зашипел от боли, круглое морщинистое личико его исказила гримаса ненависти.
Лет двадцать пять, если не больше. Привык притворяться подростком, но глаза взрослые и морщин многовато, а характерные мешки под глазами и вовсе не скрыть.
– Ну? Так где поговорим?
– А об чем нам с тобою базлать? – Человек выпрямился и запрокинул голову, выставляя синюшную шею с острым кадыком. – Ты себе гуляй, я себе пойду. Предъявить-то мне неча, господине хороший.
– Зачем следил?
– Кто следил? Я? – Он зашелся мерзковатым смехом. – Примерещилося те, господине хороший. Я ось гулял… шел себе, думал об… а на кой ляд те знать, об чем я думал? А тут ты, схватил, трясешь… нехорошо так с людьми-то, господине… ну как я жалобу накатаю?
– Накатай.
– Больно наглый ты, господине. Небось думаешь, что ежели Оська из человеков, то прав не имееть? Оська свои права знаеть, и ты, господине, не мацай его! А то ж будешь ущербу возмещать. – Он говорил эту чушь, глядя Кейрену в глаза.
Скалился. И смеялся, не скрывая смеха.
– А не боишься, что я тебя за старые дела упеку, Оська?
– Так чистый я перед законом. От те крест, господине хороший! – Он размашисто перекрестился и сплюнул под ноги.
– Ну это еще доказать надо… – Кейрен оскалился, демонстрируя клыки. – Уж больно вид у тебя, Оська, подозрительный. И намерения неясные. А коли ты и вправду так хорошо знаешь свои права, то в курсе быть должен, что могу я тебя задержать… до выяснения обстоятельств. Денька на два. А то и на три. И провести следствие…
Он говорил это почти на ухо, ласковым проникновенным голосом, дурея от желания вцепиться этому шуту гороховому в горло.
– …и по результатам следствия, которое я буду проводить очень… очень дотошно, мы и решим, насколько ты перед законом чист. Тебе понятно?
Оська всхлипнул и кивнул.
– И повторяю вопрос, кто велел тебе за мной следить.
– Никто.
– Не боишься?
– Никто, господине хороший! От вам крест…
– И бога своего не боишься. Он ведь, кажется, врать запрещает, Оська… ну, идем, что ли.
– Куда?
– В Ньютом…
Дернулся, взвился было тонким криком, но сам затих и, сгорбившись, скукожившись словно, побрел рядом. Ньютома Оська побаивался, Кейрена – тоже, но того, кто отправил его по следу, он боялся много сильней.
– Давай я буду говорить, а ты кивать, если я прав, или качать головой, ежели вдруг ошибаюсь. – Кейрен взял нового приятеля под руку, но предупредил: – Решишь бежать, так я след возьму. Ты ж знаешь, как мы любим охоту…
Проняло. Оська глянул искоса, с откровенной ненавистью, к которой теперь примешивалась изрядная толика страха.
– Итак, Оська… к слову, молчать решишь, так мы и до Ньютома не доедем… тут недалеко парк имеется, не королевский, конечно, старый, говорят заросший, пустой… да и что честным людям в такое-то время в парке делать?
– Ты… не посмеешь!
– Вообще-то, – признался Кейрен, – прежде мне не случалось охотиться на людей…
…Таннис, и след по пустырю. Черное зеркало провала. Азарт, который затмевает разум.
– …но братья говорят, что люди куда интересней оленей…
Совесть молчит. И человек, вцепившийся в рукав куртки, только слабо икает. Он шапку обронил.
Тощий. Взъерошенный. Волосы обрезаны неровно, и на макушке его уже проклевывается лысина. Он жалок в своей дрянной кожаной куртенке с заплатами на локтях, с карманами, нашитыми поверху и явно наспех. С лысиной этой, со сплюснутой головой и утиным носом, с верхней губой, которая выдавалась вперед и притом выворачивалась, с желтыми гнилыми зубами.
– Итак, вернемся к нашей беседе. Тебе сказано проводить меня?