другой… коленкор, когда к Шеффолку заявится молодой влюбленный идиот в попытке спасти даму сердца…
– Считаете меня идиотом?
– Все влюбленные – в большей или меньшей степени идиоты, вне зависимости от возраста. Что до вашей… девушки, – он выразительно хмыкнул, – то, полагаю, она способна рассказать много… интересного. Если, конечно, захочет говорить.
Полковник поднялся и сунул книгу в карман пиджака.
– Надеюсь, вы не против?
– Что вы, как можно! – Полы халата разъехались, и Кейрен поскреб острую коленку, которая, отойдя от холода, премерзко разнылась. – Читайте на здоровье!
– Благодарю. К слову, в книге есть презанятнейшая сцена, где герой взбирается по отвесной стене башни, чтобы переговорить с героиней… очень, по- моему, романтично. Не желаете повторить?
– Нет.
– Жаль. А придется.
Глава 25
Таннис захлебывалась.
Влажным сырым воздухом экипажа. Тяжелыми духами Ульне, которые окружали старуху почти зримым облаком. Вонью немытого тела Марты. Таннис пыталась сделать вдох, но спазмы сдавливали горло. И легкие вдруг сделались мертвы.
– Таннис… – Его голос доносился издалека.
Еще немного, и он исчезнет.
Все исчезнет.
Может, и к лучшему, но она упорно пытается дышать, цепляясь за руку.
Кейрен…
…остался в театре. Поверил ли… а если нет, то… пусть поверит, так будет лучше для всех… для него – точно. Он будет жить, и это замечательно.
Вот только воздух твердым стал. И Таннис трогает собственные холодные губы…
– Тетушка, пересядьте, пожалуйста, – приказывает Освальд. Он рядом, держит, не позволяя упасть, и сам же укладывает на длинное жесткое сиденье. – Потерпи, малявка, сейчас я…
Трещит ткань. И звук этот резкий вызывает приступ головной боли.
– Потерпи…
Острие стилета вспарывает и чехол, и толстую корсетную шнуровку.
– Вот так, малявка. Скоро уже домой приедем. – Он сидит рядом и голову Таннис положил себе на колени, гладит щеки, стирая слезы. – Не надо плакать.
– Я не… – Дышать получается, и Таннис дышит.
Медленно. По патентованной методике, преодолевая тошноту. Вот только преодолеть не выходит, и ее выворачивает на черные брюки Освальда.
– Все хорошо. – Он придерживает голову, не позволяя ей упасть. – Уже совсем немного осталось.
И вытирает рот платком.
…он не чудовище… разве что самую малость… он обещал, что не тронет Таннис…
– Тише, малявка, не ерзай. – Стянув пиджак, Освальд накрывает им колени. – Ты заболела…
– Нет.
– Да, малявка, заболела. Переволновалась. – Он говорит мягко, и хочется верить этому голосу.
И человеку тоже. Он ласков.
Притворная доброта.
– Вот и приехали. – Он открывает дверь, впуская ледяной ветер и снег. А Таннис ловит снежинки губами, повторяя про себя, что она снова способна дышать.
И встать сумеет.
Не позволяют.
– Держись крепче. – Освальд берет ее на руки и, заглянув в глаза, улыбается: – А ты выросла…
…выросла.
И выжила. Выбралась с того берега реки, но не удержалась на этом.
Он шел быстро, а по лестнице и вовсе бегом поднимался. Дверь в комнату Таннис пнул так, что дерево затрещало.
– Вот мы и дома…
