…масло таяло. Подбиралась темнота, а с нею и мысли о бренности бытия.
А если Шеффолк не вернется? С него станется забыть о госте. Несколько дней Кейрен протянет, а потом… пить уже хотелось. Он старался отрешиться от мыслей о жажде, но когда где-то высоко, над головой, заскрипела дверь, Кейрен с трудом сдержал счастливый смех.
Все-таки смерть бывает разной.
Она спускалась не спеша, давая время успокоиться. И первым появилось желтое маслянистое пятно света. За ним – тень, неестественно длинная, ломкая. Она дергалась, точно ей самой было тесно в подземелье. И хозяин тени вздрагивал.
– Какие гости! – Кейрен оскалился и, потеснив мертвеца, вцепился в решетку. – Неужели и вы решили меня навестить, многоуважаемый Риг?
Тот замер на верхней ступеньке, подслеповато щурясь.
– Входите, располагайтесь…
– Фиглярствуете.
– А что еще делать-то остается.
– Как рука?
– Спасибо, уже хорошо. – Руку Кейрен на всякий случай за спину спрятал.
Его собеседник, казалось, маневра не заметил. Остановившись у самой решетки, Риг крутил головой и хмурился.
– Вам тоже не по душе это место? Понимаю. И с удовольствием продолжил бы нашу беседу где-нибудь в гостиной… а лучше в Управлении. Вам доводилось бывать в Управлении?
– Нет.
– Поверьте, слухи о нем преувеличены. Там есть очень даже симпатичные допросные… нет, мебель, не спорю, казенная, однако при том…
– Ты много говоришь. – Риг поставил лампу на краешек стола и сам же на него оперся раскрытой ладонью.
– Это нервное, – доверительно ответил Кейрен. – Я когда нервничаю, всегда болтаю. Матушку это в свое время очень раздражало.
Риг.
Из четверых именно Риг.
Нелепый, невезучий, пожалуй, еще более невезучий, чем Кейрен. Он и сейчас-то выглядит смешным в костюме словно бы с чужого плеча. Пиджак собрался в подмышках складками, а рукава коротковаты, и из-под них выглядывали манжеты белой рубашки. Высокий накрахмаленный воротник топорщился, и клетчатый шейный платок, заколотый немыслимого вида булавкой, сбился набок.
– Зачем вы сюда пришли? – спросил Кейрен.
Риг снял очочки, и лицо его приобрело выражение растерянное, несчастное даже.
– И зачем вы все это затеяли?
Молчит. Стеклышки трет платком. Кейрена разглядывает.
– Честолюбие? Не ваш случай.
– Вам кажется, что вы настолько хорошо меня знаете? – Очочки отправляются в нагрудный карман.
– Читал ваше досье.
Злится. Поджимает вялые губы.
– У полковника весьма подробные досье. – Кейрен оперся на решетку. – Знаете, что там сказано о вас?
– Что же?
– Вы и вправду нечестолюбивы, хотя при этом обладаете завышенной самооценкой. Правда, наловчились ее скрывать. Вы довольно-таки завистливы, причем не важно, чему завидовать. Это, назовем ее так, патологическая черта характера. Вы могли бы достичь многого, но и тогда вам было бы мало. Мне же просто интересно, Риг, чего вы пытаетесь добиться, уничтожив город.
– А кто сказал, что я его уничтожу? Что вы, уважаемый Кейрен, я его спасу…
– Даже так?
– Именно. Я ведь не безумец… а зависть… скажите, разве вы никогда и никому не завидовали?
– Не настолько, чтобы убивать.
– Я не убиваю. Я лишь создаю оружие. И более совершенное, чем создает мастер.
В голосе прорезались ревнивые ноты. Риг коснулся массивного камня, венчавшего булавку.
– Значит, теперь вы завидуете ему?
Молчание. Пальцы тарабанят по столешнице, едва-едва не задевая ложе лампы. И Кейрену почти хочется, чтобы Риг задел ее, опрокинул, опалив маслом ноги.
– Вы полагаете, – Кейрен приник к решетке, и прутья вжались в щеки, – что он занял ваше место?
– Скорее незаслуженно занял свое.
