Прочные – в запястье толщиной – таранные копья щепились, как лучины. Редкие встречные стрелы находили всадников, дырявили броню. Люди вылетали из сёдел, пропадая под копытами зашоренных коней, но это ничего не меняло – оркам приходилось многажды хуже.
Жестоким ударом атакующие смели первый заслон. Теряя скорость, опрокинули второй. Завязли в третьем, совсем уж, впрочем, жидком.
Вторым составом прошла мечная кавалерия. В бешеном темпе прижимаясь к флангам, всадники посекли множество орков, пытавшихся укрыться в проходах между курганами. Затем мечники покрыли остаток расстояния до кавалерии первого состава и ввязались в жестокую рубку, окончательно ломая сопротивление заслона.
Отхлынувшие к дальним гробницам орки, понукаемые железнолицым главарём, всё-таки успели организовать копейный строй и теперь набирали скорость для – пусть не встречного – ответного удара.
Человеческая конница, однако, на сей раз боя не приняла, расступаясь к курганам. Орки на всём ходу прошли половину площади – для того лишь, чтоб оказаться под ливнем стрел. Подоспевшие лучники Варты – вперемешку армейские и гвардейцы – били часто и наверное. Опустошив тулы, стрелки немедля рассыпались по опушке, где всадники уже не могли бы до них дотянуться.
Поредевшая, ещё более упавшая духом конница степняков преодолела последние алпаки площади. Путь сей вёл к Нагаре, но нечего было и думать о продолжении скачки – лесная дорога оказалась напрочь перекрыта стволами поваленных деревьев. С импровизированной баррикады снова посыпались стрелы, но отнюдь не это обстоятельство послужило причиной для очередного жестокого расстройства: со стороны площади уверенно приближалась грозная кавалерия Варты. Резня у гробниц утратила принципиальную остроту, и теперь основные силы были брошены на добивание орков конных – всё ещё способных на прорыв.
Люди успели устать, измахаться – но кровь манит кровь, первая решительная победа призывает следующую. Изломанный орочий строй превратился в толпу; теперь степь не могла уж оказать существенного сопротивления империи.
Зеленокожих кололи пиками, рубили в сёдлах, сбивали с коней стрелами и цепами, стягивали наземь баграми – и там, на священной земле Варты, топтали копытами и сапогами, глушили палицами, резали костяными кинжалами; убивали, убивали, убивали – как только и должно поступать с орками. Как от веку заведено в такой войне, пленников брали неохотно; да, правду молвить, и сами степняки, меряя по собственной мерке, предпочитали биться до конца.
Многие из орков – особенно пешие на площади, на время выведенные из-под удара, – стремились уйти в лес. Но и там находили их стрелы: малые группы городских эльфов успели рассеяться по округе во время основного боя и теперь выслеживали беглецов. О да, городская жизнь постепенно притупляет и остроту ночного зрения, и навык обращения с луком – однако ж и того, и другого вполне хватало для действенной стрельбы по непривычным к лесу степнякам в зябкой предутренней тьме.
Впрочем, уйти удалось тако же многим.
Возможно, железнолицему следовало поставить сильнейших воинов не в первый, но в третий заслон.
Возможно, авангарду следовало, не принимая боя, загасить факелы, крупными группами разойтись по редколесью, дождаться рассвета и подхода основных сил… возможно.
Более чем разумно предположить, что оркам и вовсе не следовало приходить в Варту; хотя дальнейшие события показали, что не прийти они не могли.
Так или иначе, этот бой империя выиграла бесспорно. Авангард орков оказался разгромлен наголову.
Железнолицего главаря настигли у ближней ирины и, захлестнув арканом, выдёрнули из седла. Он грянулся оземь, попытался было вскочить на ноги – но старый, опытный лейтенант Первого легиона задавил степняка своим конём. Орка схватили, сдёрнули шлем, заломили руки. Он дёрнулся раз, другой, изогнулся всем своим сытым надменным телом, цапнул быструю солдатскую руку мыльным ртом. Рука отдёрнулась, пленника принялись топтать ногами, выколачивая клыки, суставы и пенную юшку – вместе с остатками силы, спеси и воли к сопротивлению.
– Спокойно, – коротко бросил подъехавший Содара, сплёвывая осколок зуба. Капля пота сорвалась с подбородка; принц вытер разбитые губы латной перчаткой, не замечая, что разошедшиеся кольца креплений саднят кожу. – Хватит покамест. Вяжите эту суку. Сур весть – потом обменяем.
Несмотря на усилия лучших зелёных магов, Содара ещё не успел полностью оправиться от последствий ранения у стен Нагары. Однако – такова природа юности – не утерпел, влез в драку. В лютой сшибке у баррикады Его Высочеству напрочь ссекли правую бровь. Лицо Содары, наскоро замотанное прокровавленным холстом, дёргалось от боли – но дёргалось как бы само по себе, вне сознания принца.
Телесные ощущения начали возвращаться к нему лишь тогда, когда один из лейтенантов доложил, что у гробницы Адинама Бессловесного, в отбитой у орков волокуше найден эльф по имени Кави; и найден живым.
– Сударь капитан погиб… – сказал эльф по имени Кави, с трудом раскрывая заплывшие чёрной синевой глаза.
– Я знаю, – ответил склонившийся над ним Содара. – Сейчас он подъедет.
«Коробочка» выкатила на взгорок весело – мало что не с молодецким посвистом – и встала так резко, что гвардейцы горохом обсыпались с брони.
Немец откинул крышку водительского люка и высунул наружу небритое лицо. Всё вокруг благоговейно затихло. Он повертел головою, нырнул обратно в
