спокойно выздоравливает. Не будем пока беспокоить товарища.
– О да, и осталась самая чуть: взять город. За всю историю Варты столица ни разу не была взята с боем. Ныне же речь идёт о противостоянии с собственным народом, ибо ежели горожане и восстали супротив законной императорской власти, то лишь в силу очевидной на момент восстания безысходности своего положения.
– С карантином и в самом деле следовало действовать мягче, – легко согласился капитан, который и вообще не любил спорить по таким пустяковым поводам. – Но раз уж так вышло – что теперь, порядка не наводить?
– Отнюдь нет, сударь капитан, – затянул свою шарманку эльф. – Я лишь указываю на то обстоятельство, что в выборе методов наведения порядка следует исходить из предпосылок, приведших к нарушению такового порядка, ибо вполне очевидно, что горожан подтолкнула к бунту угроза голода, а вовсе не природная склонность к таковому бунту, каковая склонность…
Капитан раздражённо прихлопнул ладонью по прикладу.
– Любой нормальный человек всегда склонен к бунту, – сказал он сердито. – От природы законопослушны только овощи. За эльфов, орков и прочих гнумов – не скажу. А человек – всегда бунтарь. Пока живой. А если настоящий человек – то и после.
Кави попытался было возразить, но куда там: наболело у капитана. Гвардейцы наличные расклады просекли сразу – и так же сразу признали, что быстрое и относительно малокровное взятие столицы искупит… многое искупит. Армейцы тем более: Сена пробасил своё «капитан говорит верно», остальные только покивали да и разошлись на позиции.
А этот… милая моя, чучело лесное.
– Слушай, – сказал капитан, – ты что, действительно не понимаешь? Там же, в городе, сейчас не шутки шутят. Там грабят мастеровых, купчих насилуют, людей режут, понимаешь? Эльфов, кстати, тоже. Эльфийки у вас красивые?
– О да.
– Потом познакомишь. Если, конечно, хоть одна выживет.
Капитан с мстительным удовольствием дождался, пока впечатлительный Кави отсодрогается, и снова зашёл с другой стороны – всегда полезно чередовать воздействие.
– Вот ты как думаешь, они из-за голода бунтуют?
– Полагаю…
– Нет. Нет там никакого голода. С начала карантина недели не прошло, в Нагаре ещё и лошадей резать не начали. Да хватит ушами дрыгать. Как будто средневековый город напугаешь небольшим перерывом в снабжении.
Он на мгновение задумался.
– Кстати, и чумой особо не напугаешь, если уж по-гамбургскому. Кстати. Морные рвы для чего, говоришь, отрыли?
Ага, подумал капитан, это удачно вспомнилось. Эпидемии-то в Варте – ситуация штатная. Как им и положено. И никакие зелёные айболиты тут принципиально не играют, потому что магия стоит денег, а денег у простого народа отродясь не бывало. Как ему и положено.
– Горожане Нагары не склонны к бессмысленному проявлению…
На этом месте Кави, привыкший, что его постоянно перебивают, выжидательно замолчал. Капитан посмотрел на бывшего будущего принца со снисходительной стариковской нежностью. Эльф поджал уши.
– Император далеко, – рассудительно сказал Немец, – остальная власть в полном составе сбежала. Голода-то нет – а предчувствие есть. Ну и побузить охота, конечно, потому что нормальному человеку всегда охота побузить. А открыть ворота теперь уже страшно, потому что отвечать-то придётся. Кто в итоге пострадает?
– Однако сии обстоятельства отнюдь не означают…
– Прежде всего они означают, что надо наводить порядок.
Воины империи в идеальном порядке застыли на отведённых им позициях. Тяжёлых латников выставили всего три десятки, из них половина с топорами. От гвардии – только лучники. Осадных орудий не было вовсе: сударь капитан намеревался войти в город наскоком, малой кровью, избегая полноценного штурма.
Немец как-то очень естественно перехватил главенство и над отрядом Лорда-Хранителя – Кави прозревал в этом, скорее, желание лейтенантов принца переложить груз ответственности на чужие плечи; эльф дивился не столь способности принять власть, сколь умению превратить эту власть из нарицательной в действительную.
Немца слушали и слушались.
Он собрал вокруг себя лейтенантов принца и сержантов своего отряда, истребовал карты и долго сидел над свитками. Морщился, требовал пояснений – читать вагну сударь капитан не умел, – ругал суров своего мира, бездарность ситуации, да и политику вообще.
Суждения воинов слушал с очевидным вниманием, по всей видимости, тщательно удостоверяясь в разумности собственных мыслей. Непривычность для себя боевой задачи Немец не скрывал, но ссылался на исторический опыт и некую особую смелость, каковая смелость, якобы, и сама по себе способна
