Общинники облегченно вздохнули и снова занялись своими делами.
– Галеб, я могу войти?
– Да, отче. Входите!
Галеб отложил молот, вытер рукавом потный лоб и повернулся к дверям, распахнутым настежь.
Пастор Зиберт подошел к наковальне, взглянул на две заготовки, которые выковал Галеб, и удивленно спросил:
– Что это? Мечи?
– Да, отче.
Пастор пристальнее присмотрелся к извилистым клинкам и сказал:
– У них странная форма. Они напоминают фламберг, только короче.
– Эта форма не ради красы, – отозвался Галеб. – Она удлиняет разбег клинка. А размер каждого меча таков, чтобы я легко мог управляться с ним одной рукой.
Пастор отвел было взгляд от верстака, но взглянул на две бронзовые накладки, которые лежали рядом с мечами, и брови его приподнялись от удивления.
– Ты собираешься прикрепить к перекрестьям мечей распятия?
– Да, отче. – Галеб сдвинул брови. – Я сделал что-то неподобающее?
– Нет, сын мой. Ты все сделал правильно.
Пастор снова посмотрел на клинки, и на этот раз в глазах его появилось восхищение.
– Поразительно! – сказал он. – Я поражен, сын мой. Более искусной работы мне не приходилось видеть.
– Я хорошо работаю с железом, – не без гордости произнес Галеб, но тут же стушевался под взглядом пастора и смиренно спросил: – Вы их освятите, отче?
– Конечно. Я сделаю это сегодня же после вечерней службы. Конечно, если мечи будут к этому времени готовы. Однако зачем тебе они?
– Я хочу сходить в город, – сказал Галеб.
– Зачем?
– Попытаюсь найти хозяина пряжки. Она очень приметная. Вам, отче, появляться в непристойных местах негоже, а я войду в любую дверь.
Пастор нахмурился и с сомнением проговорил:
– В нашем городе не любят чужаков. Если ты пойдешь без оружия, это может плохо для тебя кончиться. А если с оружием… это может кончиться плохо и для тебя, и для других.
– Я уже думал об этом, отче, – сказал Галеб. – Мне кажется, я могу остаться незамеченным, если вместо камзола надену сутану и плащ. Молодой послушник не вызовет подозрений.
Пастор обдумал его слова и кивнул:
– Хорошая идея, Галеб. Однако даже в этом случае твоя вылазка будет опасна.
– Знаю, отче. Но я не пойду в город безоружным. Я возьму с собой освященные мечи-змеевики. Я сделаю специальную перевязь и спрячу оба клинка за спину. Плащ мне в этом поможет.
– Ты так сильно полагаешься на силу своих мечей? – усомнился пастор.
Галеб усмехнулся, и усмешка его вышла жесткой и холодной.
– В отличие от вашей паствы, отче, я умею сражаться и делал это не раз.
По лицу пастора пробежала тень. Он вздохнул и сказал:
– Что ж… Возможно, ты прав. Мне остается лишь благословить тебя.
– Спасибо, отче!
Галеб нагнул голову. Пастор прошептал латинские слова молитвы и трижды перекрестил Галеба.
Сумерки еще не сгустились, когда всадник, одетый в рясу, плащ и шляпу, пересек лес и выехал на равнину, убегавшую к подножию холмов, покрытых виноградниками. Припозднившиеся крестьяне подвязывали лозы к шестам и подрезали сухие побеги.
Город стоял на возвышенности и был опоясан кольцом крепких стен и болотистым рвом, поросшим ивняком. Он находился в пятнадцати верстах от деревни общинников, которой руководил пастор.
Миновав ров и представившись городским стражам послушником, Галеб спешился, передал смотрителю городской коновязи узду вместе с парой медных монет и дальше пошел пешком.
Сторож на городской ратуше пробил десять часов. Галеб шел по узкой, замусоренной улочке города, кутаясь в длинный плащ. Широкополую шляпу он надвинул на глаза. Окна в первых этажах домов были наглухо закрыты ставнями, и огоньки в щелях почти нигде не светились. В эти ненастные дни город ложился спать рано.
