Ганин кивнул:
- Да. Он еще себя фашистом называет.
- Кем-кем?
- Это от итальянского fascismo, - пояснил итальянец. - Значит - объединение, союз.
- Союз? - Есенин медленно и хищно осклабился. - У нас вот тоже Союз! Союз меча и орала. Орала, орала и дооралась. - Он хрипло хохотнул и сгреб со стола кружку.
Итальянец посмотрел, как он пьет, и сухо уточнил:
- Вы ведь, кажется, литератор?
- Когда кажется, креститься надо, - ответил Есенин. - Я поэт. И Алешка Ганин тоже поэт.
- Я русских литераторов мало знаю, - посетовал итальянец. - Вот разве что одного. Мне с ним приходилось встречаться в Африке. Зовут Николай Гумилев. Слыхали о таком?
Ганин пренебрежительно фыркнул:
- Позер и эстет. А поэт неважный.
- Мы с ним мало пересекались, - сказал Есенин рассеянно. - Виделись в «Бродячей собаке» пару раз.
- А зачем он в Африке? - пьяно поинтересовался Ганин. - Бежал, что ли?
- Да нет, - ответил итальянец. - Это давно было. Лет семь или восемь тому назад. Он тогда, помнится, племя африканских магов искал. Все хотел научиться с их помощью будущее прорицать.
- Ну и как? - насмешливо поинтересовался Ганин. - Прорицал?
Усач хотел ответить, но в это время Есенин яростно и желчно проговорил, обращаясь неизвестно к кому:
- Народ гибнет, а им плевать! Дай им волю - они бы всех голодом заморили! Меньше в России народу - меньше проблем. Алеш, кто это сказал: «Жаль, что у Франции не одна шея, не то б я ее перерубил одним махом»?
- Какой-то Людовик, - ответил Ганин. - Так что там Гумилев? - вновь обратился он к итальянцу. - Он нашел магов? Узнал, что будет с Россией через сто лет?
- Узнал, - спокойно ответил итальянец. - Но пророчества колдунов весьма расплывчаты. Однако они сумели предсказать, что власть в России сменится через несколько лет. И она сменилась.
- Ну, это и без их предсказаний было понятно, - разочарованно протянул Ганин. - Вот если бы они предсказали, когда всему этому придет конец…
- Придет, - тихо сказал итальянец.
- Когда же? - так же тихо поинтересовался Ганин.
- Через семьдесят лет.
Ганин и Есенин переглянулись.
- Чепуха, - поморщился Ганин. - Власть жидов не продержится так долго. Русские люди не потерпят. Мы, конечно, долго запрягаем, но не настолько.
- Я вам говорю только то, что узнал от Гумилева, - пожал плечами итальянец.
- Врун ваш Гумилев, - сердито сказал Есенин. - А эти его африканские черти - просто болваны. Так ему и передайте при встрече.
- Я с ним уже семь лет не виделся, - возразил итальянец, вытирая пальцем пропитавшиеся пивом усы. - Вы его скорее встретите.
- Мерзавцы! - рявкнул вдруг Есенин хмельным голосом. - Убийцы русского народа! От боли за родину в груди жжет!
Он отхлебнул пива, взял с тарелки кусок сушеного, подернутого белой плесенью мяса и швырнул в рот. Пожевал, поморщился, плюнул на пол и проворчал:
- Как можно кормить русского человека такой дрянью?
Ганин пьяно засмеялся.
- Да уж, это тебе не омары Крез и раки бордолез! А русский человек и не такую дрянь ел. Случалось, что он сам себя вынужден был по частям сжирать, чтобы с голоду не помереть. Я сам это видел в девятьсот третьем.
- Ты серьезно? - вскинул брови Есенин.
- Еще как. Мать показывала старика, который свою ногу сожрал.
- Врешь!
- Ни в жизнь, - твердо сказал Ганин. - Вот про такое - ни в жизнь. - Ганин достал из жилетного кармашка серебряные часы и, нахмурившись, посмотрел на циферблат. - Пора нам, Сереж.
- Куда еще?
- У тебя выступление через двадцать минут.
