ухмыльнулся, – сделай милость, разори меня, милая.
– Но я не хочу разорять ни тебя, ни Жанет. Слушай… Давай попробуем мою карточку в Сан-Хосе – и, если не сработает, я… Я с удовольствием одолжу у тебя наличные. И верну, как только окажусь на своей территории. – (А может, Джордж согласится воспользоваться для меня кредиткой лейтенанта Дики? Женщине ведь дьявольски трудно получить наличные по кредитке мужчины. Одно дело всунуть кредитку в автомат, когда платишь за какую-нибудь покупку, и совсем другое – получать наличные.)
– Ну что ты все время твердишь: «Одолжу, одолжу…»? Ведь это я твой вечный должник.
Я решила изобразить из себя дурочку и спросила:
– Ты действительно считаешь, что должен мне? За эту ночь?
– Да. Ты была адекватна.
– Что-о-о? – Я чуть не задохнулась.
– Ты предпочла бы, чтобы я сказал «неадекватна»? – без тени улыбки спросил он.
– Джордж, – сказала я, когда ко мне вернулось дыхание, – раздевайся. Все снимай. Сейчас я затащу тебя в постель и буду убивать. Медленно… Очень медленно. А в конце я тебя задушу и сломаю тебе позвоночник в трех местах. Я тебе покажу «адекватна-неадекватна»!
Он улыбнулся и потянулся к молнии на брюках.
– Ладно, прекрати, – прервала я его движение. – Лучше поцелуй меня, и поехали в Сан-Хосе. «Неадекватна»! – Я фыркнула. – Ну, какая я?
Поездка из Беллингема в Сан-Хосе занимает примерно столько же времени, сколько из Виннипега в Ванкувер, но на этот раз нам достались сидячие места. Мы вынырнули на поверхность в четырнадцать пятнадцать, и я с любопытством стала озираться по сторонам – мне никогда раньше не доводилось бывать в столице Конфедерации.
Первое, что бросилось мне в глаза, – это огромное количество гравилетов в воздухе, снующих, как огромные мухи, – в большинстве своем такси. Я не знаю второго такого города, где разрешалось бы до такой степени заполнять воздушное пространство. На улицах тоже было полно конных экипажей, вдоль каждой улицы шли огороженные движущиеся дорожки для пешеходов, и тем не менее от самоходных колясок было не продохнуть – как от велосипедов в Кантоне.
Второе, что привлекло мое внимание, – это сам дух Сан-Хосе. Это не город. Теперь я поняла смысл классической фразы: «Тысячи деревушек, съехавшихся вместе в поисках города».
Кажется, у Сан-Хосе нет других занятий, кроме политики. Но Калифорния вообще отдается политике больше, чем все остальные страны, вместе взятые, – здесь полнейшая, безо всяких ограничений и поправок, демократия. Конечно, демократию можно встретить повсюду – слабенькой ее формой пользуется даже Новая Зеландия. Но только в Калифорнии найдете вы демократию в ее первозданном, двухсотлетней выдержки, неразбавленном виде. Любой гражданин здесь начинает голосовать, как только его рост позволяет ему дотянуться до кнопки регистрации без помощи няни, а регистраторы нипочем не желают лишать гражданских прав гражданина, если им не предъявлено заверенное свидетельство о кремации.
Я не понимала этого до тех пор, пока не прочла в колонке новостей, что на Сосновом кладбище в приходе было организовано три избирательных участка и голосование шло полным ходом с помощью доверенностей, выписанных умершими на своих родственников. («О Смерть, не будь горда!»)
Лично я столкнулась с демократией в ее наиболее мягкой, незлокачественной форме уже будучи взрослой женщиной. В умеренных дозах и разумных пределах она кажется мне вполне нормальным делом. Скажем, британские канадцы пользуются демократией в слегка разбавленном виде и прекрасно себя чувствуют. Но лишь в Калифорнии демократию глушат круглые сутки, не просыхая. Здесь, кажется, дня не проходит, чтобы где-то не проводились какие- нибудь выборы, и, как мне говорили, избирательные участки не живут без выборов и месяца.
Думаю, они могут себе это позволить. У них везде чудесный климат – от Британской Канады и до Мексиканского королевства – и богатейшие плодородные земли на всей планете. Второе любимое занятие калифорнийцев – секс – в его простых формах почти ничего не стоит. Как марихуана, оно доступно всем и везде. Это оставляет калифорнийцам уйму времени и сил для первого любимого занятия – сборищ и резких дискуссий о политике.
Они избирают всех и каждого – от регистратора на избирательном участке и до председателя Конфедерации («Вождя»). И почти так же быстро они их всех отзывают и переизбирают. Например, Вождь избирается сроком на шесть лет, но из последних девяти Вождей лишь двое отбыли полный срок, а все остальные были отозваны, кроме одного, которого линчевали. Во многих случаях чиновника не успевают привести к присяге, как появляется первая петиция о его отзыве.
Однако калифорнийцы не ограничиваются выборами, перевыборами, отзывами и (иногда) линчеванием стай своих чиновников, они еще обожают принимать законы. На каждых выборах в бюллетенях больше законов, чем кандидатов. Провинциальные и национальные представители обладают порой здравым смыслом, – во всяком случае, меня уверяли, что типичный калифорнийский законник снимет свое предложение, если вы сумеете доказать ему, что число «пи» не может равняться трем, независимо от того, сколько избирателей проголосовали за это. Но на региональном уровне законодатели («инициативные группы») не принимают во внимание подобные «мелочи».
Например, три года назад один экономист (из рядовых) обнаружил, что выпускники колледжей зарабатывали в среднем на тридцать процентов больше, чем их сверстники, не имеющие степени бакалавров. Подобный факт попирал святая святых калифорнийской демократии – саму Калифорнийскую Мечту, – и
