– Когда-то я думал, что ты станешь моей музой, – сказал Джейкоб и засмеялся странным неуместным смехом. – Я думал – ты вдохновишь меня! Что ж, в конце концов вдохновила. В конце ты показала мне мое настоящее призвание: тушить огонь. Я такой бравый пожарный, я тушу пожары еще до их возникновения. Ясно? Ты все же стала моей музой!
Никакая я не муза, подумала Харпер, да и он никакой не писатель; и ей было нисколько не жаль. Что бы ни искал Джейкоб – вину или вдохновение, – в любом случае ей отводилась роль топлива. Она была для него чем-то, что нужно жечь.
– Твой приятель жив еще? – спросил Джейкоб, кивнув на пожарную машину. – Хорошо бы он был жив. Я отрежу твою голову и брошу ему на колени, прежде чем убить его. Пусть посмотрит еще раз на твое лицо и назовет твое имя. Пусть знает: он не сохранил то, что отнял у меня.
Харпер начала петь про себя без слов. Левая кисть зашипела, задымилась и окуталась светом. Харпер подняла руку, но Джейкоб ударил ее лопатой, и пламя погасло. Харпер вскрикнула от боли.
– Он еще и фокусам тебя научил? – спросил Джейкоб. – Не только отсасывать ему? Жаль, он не научил тебя не играть с огнем. В твоем возрасте женщина должна помнить, чем это может кончиться, миладевочка. Дети, которые играют с огнем, в конце концов сгорают. Сгорают дотла.
Харпер его не слушала. Она смотрела мимо. Сердце бешено колотилось, толкая кровь, дышать было тяжело.
– На меня смотри, – рявкнул Джейкоб. Он кончиком лопаты уперся в подбородок Харпер и поднял ей голову, заставив взглянуть ему в глаза. – Я с тобой говорю, миладевочка. Ты слышала меня? Ты вообще меня слушаешь? Маленькие девочки не играют с огнем. А то будет больно.
– Да, – прошептала Харпер. – Ты прав. Мне очень жаль, Джейкоб.
Он подозрительно прищурился и начал поворачивать голову.
Но огненная женщина уже преодолела половину расстояния между машиной и Джейкобом. Женщина была ростом с самого Джейкоба, длинные волосы тянулись за ней, желтые и красные. Она была нагая – в каком-то смысле, ведь ее колеблющиеся формы казались созданными из малинового шелка. Только глаза горели голубым пламенем газовой горелки. Женщина оставляла следы – пятна красного пламени.
– Мама? – крикнула Алли в тридцати футах от них. Она все-таки спустилась и теперь стояла, держа Ника за руку. Голос звучал тихо и изумленно.
Огненная женщина метнула топор из пламени. Он возник внезапно, когда она взмахнула рукой. Топор попал Джейкобу в лицо, и тот закричал – пламя разлилось по лицу и волосам. Женщина отвела руку назад – и в ее ладони из ниоткуда возник новый топор. Она метнула его, приближаясь. Второй топор попал Джейкобу в грудь – грязная, промасленная футболка вспыхнула. Джейкоб ринулся к женщине, но он ничего не видел из-за дыма, окутавшего голову. Женщина шагнула в сторону, как тореадор. Джейкоб споткнулся и упал на одно колено.
Женщина опустилась рядом и мягко обхватила его пылающими руками.
Алли присела у насыпи, крепко обняв Ника. Она прижала лицо брата к своей груди, а сама уткнулась ему в плечо; они сложились, как две половинки грецкого ореха.
Пламя, бывшее когда-то женщиной, поднялось от черного и дымящегося трупа Джейкоба Грейсона. Сара оставила свою жертву и шла к детям. Каблуки оставляли пузырящиеся следы, под которыми таял асфальт.
Не дойдя до Ника и Алли футов десять, женщина очень грациозно опустилась, скрестив ноги, на дорогу. Алли, подняв голову, присмотрелась, потом тронула плечо Ника: можно смотреть.
Золотые волосы женщины струились и потрескивали. Покрытие под ней плавилось, растекаясь озером гудрона.
Ник шевельнул руками: «Мама?»
Женщина кивнула и показала: «Была когда-то». Руки двигались завитками пламени: «Большая часть меня прошлой сгорела».
«Я скучал по тебе», – показал Ник, а Алли добавила пальцевой азбукой: «И я. Очень».
Сара снова кивнула. Ее макушка была похожа на чашу огня. Все, что она сжигала, чтобы оставаться с ними – воздух и миллионы спор, – она сжигала быстро и остывала, таяла. С порывами ветра она колыхалась, как отражение в неспокойной воде.
«Я во всем виноват», – показал руками Ник.
«Нельзя винить спичку за пожар, – ответила пламенная Сара. – Винить нужно человека, который чиркнул спичкой. А ты был просто спичкой».
«Ты была бы с нами, если бы я не учил тебя бросать огонь».
Сара показала руками: «Я все еще с вами». И добавила: «Я всегда с вами. Любовь не сгорает. Она длится и длится».
Дети снова плакали. И Сара, похоже, плакала. Огненные слезы капали с ее лица на дорогу.
Дети говорили с ней руками, она кивала и отвечала, но Харпер отвернулась и не видела конца разговора. То, что они говорили друг другу, должно было остаться между ними.
Харпер с трудом поднялась на ноги и огляделась. От черного высохшего трупа Джейкоба поднимался грязный черный дым. Харпер подошла к корме машины и сунула руки за свернутый шланг. Достав пожарное одеяло, она накинула его на голову и плечи Джейкоба, потом пошла прочь, отмахиваясь от дыма. Пахло горящей помойкой.
Харпер наткнулась на Рене, которая придержала ее, взяв за плечо. Рене спустилась, чтобы присоединиться ко всем.
– Вы видели кота? – напряженно спросила ошеломленная Рене.
