У Харпер не было в руках ни того ни другого; она надеялась, что Алли не обратит внимания – и она не обратила.
– Нельзя, – сказала Алли. – Даже если бы вам было разрешено выходить из лазарета, сейчас день. Никто не выходит днем.
– Что значит – если бы было разрешено? Кем разрешено, Кэрол? А кто назначил ее главной?
– Мы.
– Кто?
– Мы все. Мы голосовали. Вас там не было – вы спали. Мы собрались в церкви и пели для отца Стори. Пели для всех, кого потеряли, кто учил нас, что делать. Клянусь, я слышала, как они поют с нами. В церкви было всего сто сорок человек, но казалось, что поет тысяча голосов. – Голые руки Алли даже покрылись мурашками от воспоминания. Она обхватила себя. – Я чувствовала, что
Харпер вспомнила слова из дневника Гарольда: «ГРИБОК СТИМУЛИРУЕТ СТАДНОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ЧТОБЫ ОХРАНЯТЬ СОБСТВЕННОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ. ТАКОЕ ЖЕ ГРУППОВОЕ МЫШЛЕНИЕ, ЧТО ЗАСТАВЛЯЕТ СТАЮ ВОРОБЬЕВ РАЗВОРАЧИВАТЬСЯ КАК ОДИН», – но ей не понравилась эта мысль, и она ее отбросила.
Алли сказала:
– Наверное, я не должна вас выпускать. В прошлый раз, когда я дежурила в лазарете и не справилась, убили ребенка. – Она усмехнулась совсем невесело.
– А что ты сделаешь, если я пойду? Ударишь беременную женщину?
– Нет, – сказала Алли. – Наверное, просто выстрелю в ногу.
Она ухмылялась, и Харпер чуть не рассмеялась в ответ. Но потом увидела винчестер в углу комнаты.
– Бога ради, зачем тебе ружье? – воскликнула она.
– Мистер Патчетт решил, что дозорные на посту должны иметь ружья, – ответила Алли. – Он сказал, что давно пора было раздать винтовки. Если явится кремационная бригада, небольшая стрельба…
– …приведет ко множеству смертей. Никто из вас не должен носить винтовки. Алли, некоторым дозорным всего четырнадцать. – Харпер не стала упоминать, что и самой Алли нет еще семнадцати. Мысль о детях, рыщущих по снегу с заряженным оружием, так разгневала ее, что захотелось как следует пнуть Бена Патчетта в рыхлый живот.
– Раздали только старшим детям. – Алли как будто оправдывалась.
– Я пошла, – сказала Харпер.
– Нет. Не надо. Пожалуйста. Давайте подождем темноты, и сможем поговорить с Кэрол. Не выходить в дневное время – пожалуй, самое главное правило в лагере. А стемнеет скоро.
– В такой снегопад, наверное, уже темно.
– Мы сняли доски. Вы оставите следы.
– Ненадолго. Идет снег. Мои следы занесет. Алли. Ты кому-нибудь позволила бы указывать – можно ли тебе идти?
Это был точный удар.
Алли уставилась в синеватую муть с миллиардами алмазных искорок падающего снега. Челюстные мышцы напряглись.
– Черт, – сказала она наконец. – Какая глупость. Не позволила бы.
– Спасибо, – сказала Харпер.
– Вы должны вернуться через два часа, не позже. Не вернетесь через два часа – скормлю вас волкам.
– Если меня не будет через два часа, в любом случае найди Дона Льюистона – просто чтобы проверить состояние отца Стори.
Алли уставилась на Харпер.
– Вы не представляете, какая это хрень. Все дозорные собирались после службы. Бен Патчетт сказал, что многие ставят себя выше благосостояния лагеря и творят что хотят. Сказал, что нужно преподать урок с предостережением людям, которые не желают соблюдать наши правила. Мы все проголосовали и согласились. Мы заключили пакт.
– Пусть мистер Патчетт беспокоится о благосостоянии лагеря, – сказала Харпер. – А я должна беспокоиться о благосостоянии моих пациентов. Если он узнает, скажи, что уговаривала меня остаться, но не смогла остановить. Но он не узнает, потому что я вернусь, не успеешь глазом моргнуть.
– Тогда ступайте, если решили. Пока я не передумала.