ремесленники заключали сделки.
Она подумала о пересохшем колодце с Серебром и о том, как это ограничивает их будущее. Этой ночью не стоило говорить об этом. Пускай выговорится, а когда у него иссякнут слова, она отведет его обратно в бани и уложит спать. Она подумала о завтрашнем дне и о грядущих событиях. Она содрогнулась, подумав о том, сколько еще Тинталья будет балансировать между жизнью и смертью, а вместе с ней и ребенок. Тимара представила Кало, пожирающего мертвую драконицу на площади и почувствовала тошноту. Не хотела она думать и о спорах касательно судьбы калсидийских воинов, намеревавшихся убить драконов, которые продолжатся завтра. Тимара вспомнила дни, когда Смоляной еще не вернулся, дни, наполненные простой охотой, попытками восстановить пристань и изучением города. Тогда они казались скучными, теперь она хотела бы вернуть их назад.
Тимара подозревала, что Рапскаль попытается отвести ее в дом Теллатора и Амаринды. Она почувствовала облегчение, когда он не стал этого делать. Они шли по другим улицам, он рассказывал то, что знал о них. В этом доме жил поэт, он писал поэмы на стенах и потолках. Эта кондитерская славилась своими сладкими булочками с ягодами. Тут была улица, на которой ткачи создавали ткани, которые они оба носили теперь. Она знала, что он озвучивает воспоминания Теллатора, как будто они были его собственными, но слишком устала, чтобы спорить. Пускай выговорится и, может быть, тогда Рапскаль вернется.
Он повел ее по боковой улочке, которая вывела их в скромный район. — Этим магазичиком владел лудильщик, — сказал он ей. — На сковородках, которые он делал, можно было готовить без огня. А там? Хозяйка этой лавки делала музыкальные подвески, которые играли тысячи мелодий на ветру.
— Они работали по Серебру, — он кивнул в ответ на ее догадку.
— Серебро было величайшим тайным сокровищем Элдерлингов, и тем средством, которое сделало Элдерлингов и драконов теми, кто они есть. — Он замер перед дверным проемом. — Недостаток Серебра убьет нас всех, — сказал он буднично и шагнул через пустой дверной проем в магазин. Тимара неохотно последовала за ним.
— Здесь темно, — пожаловалась она и почувствовала, что он согласился.
— Они не использовали Серебро повсюду. Даже в те времена оно было ценным продуктом. Они использовали его для освещения и обогрева тех мест, где собиралось много людей. Для искусства, которым все наслаждались. Но для личных покоев оно использовалось гораздо реже. — Рапскаль залез в сумку, вытащил что-то светящееся и передал ей. Это было ожерелье с подвеской в виде полной луны. Оно светилось, когда он тряс его, наполняя комнату слабым серебряным светом. Ожерелье выглядело странно знакомым.
— Надень его, — сказал он, а когда она не двинулась с места, он подошел ближе, откинул ее капюшон и одел ожерелье ей на шею. Когда мерцающая лунная подвеска легла ей на грудь, она оглядела лавку. Мало что сохранилось от незамысловатой деревянной мебели, но среди камней на полу она узнала некоторые знакомые вещи. Наковальня, какой она раньше не видела, но тем не менее знала, для чего она предназначается. Каменный стол с бороздками и канавками на поверхности, чтобы ковать Серебро. Она машинально подняла глаза туда, где когда-то на полке лежали инструменты. Полки больше не было, инструменты были свалены на полу неподалеку: сломанный ковш и большие ножницы. Ее охватил внезапный порыв поднять их и привести в порядок свое рабочее место.
Давай выйдем отсюда, — сказала она резко.
— Мы можем уйти, — согласился он, — но это не поможет. Ты не можешь спрятаться от этого. Я не хочу заставлять тебя, но время выходит. Для всех нас.
У неё внутри всё похолодело. Она оглянулась на Рапскаля, чьи глаза в отражённом свете лунного амулета казались серебряными. — Что ты имеешь ввиду?
— Ты знаешь, — мягко проговорил он. — Я ждал, когда ты примешь это. Ты ведь знаешь, — он сделал паузу и посмотрел на нее осуждающе. — Амаринда знала. Значит, и ты знаешь.
Ты знаешь, Синтара эхом повторила его слова. И пора бы тебе уже перестать быть упрямой.
— Я не знаю, — настаивала она, обращаясь к ним обоим. Ее ранило то, что они объединились против нее и принуждали ее к этому. Чем бы оно ни было. Она прямо обратилась к человеку с мерцающими серебряными глазами:
— Ты пугаешь меня. Теллатор, уходи. Я хочу, чтобы мой друг Рапскаль вернулся.
Он вздохнул и неохотно заговорил: — Наша нужда велика. Я люблю тебя. Люблю как тогда, так и сейчас. Ты знаешь это. Я ждал столько, сколько мог, сколько все мы могли. Но мы Элдерлинги, и в конце-концов, мы служим драконам. Разве ты позволишь Тинталье умереть? Позволишь Малте, Рейну и их ребенку умереть, потому что упорно цепляешься за то, кем была рождена? Тимара, я знаю, ты напугана. Я пытался дать тебе столько времени, сколько тебе было нужно, чтобы разобраться со своими чувствами. Но сегодня наш последний шанс. Пожалуйста. Сделай выбор. Сделай выбор ради меня, Рапскаля. Я бы не стал принуждать тебя. А Теллатор станет.
Тимара дрожала от внутренней борьбы, которая происходила в ней, и от страха, пронзившего ее после его слов. В ней пробудились воспоминания, которые она не хотела признавать. Она осмотрелась вокруг. — Это была ее лавка. Здесь она мастерила.
Он кивнул. — В сущности это была и не лавка. Она продавала вещи, которые делала, но многие раздавала просто так. Здесь она творила.
