из Удачного. Люди, с угрозами и издевками смотревшие на них сверху, несомненно были калсидийцами, судя по расшитым жилетам и облюбованным ими кривым ножам.
— Что происходит? — потребовал ответа Гест. Один из Торговцев крикнул: — Это мятеж! — В то время как другой сказал: — Эти калсидийцы прятались на нижней палубе все путешествие. Они захватили наш корабыль! Грузовой отсек был заполнен людьми, тут было по крайней мере десять человек. Один держался за плечо, меж его пальцев сочилась кровь. На некоторых испуганных и сбитых с толку торговцах были видны следы борьбы.
— Где капитан? — спросил Гест сквозь крики и насмешки.
— Он с ними заодно! — прокричал ему кто-то в ответ, так зло, словно в этом была вина Геста. — Ему хорошо заплатили, чтобы он пустил этих ублюдков на борт и прятал их. Он заявил, что они вложили столько же, сколько и мы, а еще заплатили ему сверху!
Дверца люка начала закрываться. Люди бросились на лестницу, выкрикивая вызовы и просьбы, но в следующую секунду, свет пропал.
Если сидеть взаперти на нижней палубе было плохо, то получить компанию еще дюжину незнакомцев — еще хуже. Некоторые сходили с ума от злости и страха. Другие жарко спорили о том, что именно случилось и кто виноват. Некоторые были не пассажирами, а Торговцами из Дождевых Чащоб, которых «заманили на корабль фальшивими посланиями». Гест держал язык за зубами и был благодарен темноте за то, что она позволяла ему оставаться неузнанным.
Калсидийцы, которые теперь заправляли кораблем, очевидно убили по крайней мере троих членов команды во время захвата судна, а, возможно, четверых, потому что женщину, которая поднялась на борт бросили в воду истекающей кровью, но все еще живой. До Геста наконец дошла вся жестокость убийства и серьезность собственного положения. Когда один из пленных заикнулся, что они все, вероятно, в скором времени будут мертвы, кто-то рявкнул, чтобы он заткнулся, однако никто не возразил ему. Двое мужчин забрались на лестницу и до изнеможения старались выдавить люк, пока остальные выкрикивали возгласы одобрения и советы. Гест отполз в угол отсека и прислонился спиной к стене.
Пока они колотили в дверь, началось какое-то движение. Спустя секунду Гест догадался что это и в то же время один из матросов крикнул: — Чувствуете? Они отчаливают. Мы идем на полном ходу. Эти ублюдки похитили нас!
Поднялся гвалт голосов и гневных криков, сопровождаемый безудержным завыванием одного мужчины. Жертвы колотили по стенам и кричали, но ритмичное покачивание корабля лишь усиливалось, пока он набирал скорость, борясь с течением.
— Куда они нас везут? — спросил Гест всех и никого в частности.
— Вверх по реке, — отозвался кто-то. — Чувствуешь, как корабль борется с течением.
— Зачем? Что им от нас нужно?
Его вопрос потонул в неистовом крике, поднятом людьми, осознавшими, что их увозят от всякой надежды на помощь извне.
Проклятья и крики не утихали еще долго, им на смену постепенно пришли яростные дискуссии, а потом бормотание и чьи-то горькие рыдания. Голова Геста шла кругом от всей этой ситуации. Он скрючился на своем пятачке в темноте, чувствуя запах пота и мочи. Пока время еле тянулось, а за бортом судна шумела вода, он думал, что стало с его удобной и изящной жизнью. Все это казалось ему не просто нереальным, а совершенно невозможным. В какую ярость придет его мать, когда узнает, какое возмутительное злодеяние было совершено с ее сыном!
Если она когда-нибудь об этом узнает. В этот момент Гест осознал, что он полностью оторван от своей старой жизни. От своего имени, семейного состояния, своей жуликоватой репутации, любовь его матери не играла тут никакой роли. Все защитные барьеры пали. В мгновение ока он мог превратиться в труп с изувеченным до неузнаваемости лицом, стать пищей для муравьев или рыб. Он вздохнул, у него закололо в груди. Он опустился на палубу и сидел в темноте, положив голову на колени. Сердце грохотало в ушах. Время шло или нет. Он не мог понять.
Когда люк наконец приоткрылся, внутрь упал желтый свет фонарей. Была ночь. Голос, который Гест узнал, предупредил их: — Посторонись! Если хоть один человек взберется по лестнице, то обратно он упадет с ножом в сердце. Гест Финбок! Подойди туда, где я смогу тебя видеть. Ага, вот и ты. Ты. Поднимайся. Сейчас же.
Где-то в глубине трюма кто-то завопил: — Гест Финбок? Это Гест Финбок? Он здесь? Он предатель, который заманил меня сюда запиской, оставленной у моего порога, на ней была его подпись! Финбок, ты заслуживаешь смерти! Ты предал Удачный и Дождевые Чащобы!
К тому моменту как Гест добрался до верха лестницы, он не столько стремился к простору и свежему воздуху, сколько пытался сбежать от свары внизу. Когда он на карачках выбрался на палубу, ему вслед посыпались угрозы и проклятья. Двое матросов закрыли люк, отрезав крики запертых внизу людей. Он обнаружил, что ползает у ног калсидийца. Убийца держал в руках фонарь и выглядел скучающим. — Следуй за мной, — рявкнул он и не задержался посмотреть, подчинится ли Гест. Он последовал за ним к двери своей старой каюты.
Пол его прежней каюты был покрыт разбросанным содержимым разграбленной поклажи Геста, его вещи были небрежно перемешаны с вещами Реддинга. Сундук с вином, сыром, колбасами и другими деликатесами, который Реддинг так тщательно упаковал, был открыт, а заляпанный стол свидетельствовал, что его содержимым всласть поживились. Очевидно теперь здесь поселился калсидиец, пользовавшийся всеми ее удобствами. Белье на койке Геста было смято и наполовину валялось на полу. Постель Реддинга была не тронута. Шок и опустошение, вызванные смертью друга, снова накрыли его, он сделал глубокий вдох, но прежде, чем успел заговорить, калсидиец повернулся к нему лицом. Выражение его лица выдавило воздух из легких Геста и
