Лефтрин предпринял первые, бесплодные попытки «порыбачить». Это была утомительная, выкручивающая суставы ручная работа. Хеннеси пропустил трос через тот же блок, что держал Татса. На его конце был не только тяжелый крюк, но и ожерелье из огненных камней. Малта привезла его с собой и все же, она умоляла их использовать его, чтобы осветить себе путь к дну колодца. Подвешенные на несколько футов ниже крюка, мерцающий металл и сверкающие камни светились собственным светом, когда Лефтрин пытался направить спускающийся вниз трос. Их свет распространялся не далеко. Лефтрин лежал на животе, положив руку на трос и вглядывался вниз, в колодец, пытаясь направить крюк к тому, что как они полагали, было ручкой бадьи. Она находилась гораздо глубже чем спускался Татс. Слишком глубоко, решил Лефтрин, чтобы рисковать спуская туда кого-то.
Когда боль в спине стала нестерпимой, а его глаза начали затуманиваться и слезиться, он передал свою работу Нортелю и медленно встал. Его взгляд скользнул по кругу наблюдателей. Хранители и некоторые члены его команды смотрели с беспокойством. За ними, в отдалении, находились Король и Королева Элдерлингов, похоже их горе было слишком велико, чтобы переносить любую компанию.
Малта, держа ребенка на руках сидела на ящике, который принес для нее Рейн. Ее взгляд был прикован к разрушенной стене окружавшей колодец. Ее элдерлингское одеяние сверкало на солнце и голову покрывал золотой шарф. Свет весеннего солнца играл на тонких чешуйках ее прекрасного лица. — Достоинство — подумал он глядя на нее. Достоинство, не смотря ни на что. Рейн стоял рядом с ней, высокий и печальный, все трое, вместе, были похожи на монумент царственности.
Или горя, если присмотреться к их лицам. Ребенок плакал, тем тонким, задыхающимся плачем, от которого Лефтрину хотелось закрыть уши или просто убежать. Казалось, ни один из родителей больше не слышит его. Малта не качала Фрона и не шептала ему успокоительных слов. Она ждала, как и ее супруг. Они ждали без слов, в тишине, их отчаянная надежда была тонкой и острой словно острие ножа. В колодце будет Серебро и как-нибудь, один из драконов сможет сказать им, как использовать его чтобы вылечить малыша.
Ребенок все плакал и плакал, этот звук лишил разум Лефтрина покоя. Скоро он прекратится. Он вымотается, подумал он. А потом пришла более мрачная мысль: или умрет. Ребенок был настолько истощен, что он не хотел на него смотреть. Чешуйки опадали с его сероватой кожи, маленький чубчик светлых волос на его голове был жестким и сухим. Лефтрин знал, что если в колодце найдется Серебро, родители рискнут дотронуться до него им. У них не было другого выбора. Несколько долгих секунд он пытался представить, что они чувствуют, и не смог. Или, может, не осмелился.
— Лефтрин.
Она произнесла его имя задыхаясь и слабость в ее голосе приковала к ней его взгляд. Элис показалась из-за поворота на узкой улице, приближаясь к ним так медленно, словно элдерлингский плащ был для нее непосильной ношей. — Что с ней не так? Прошептал Татс, а Харрикин тихо ответил. — Похоже что она пьяна. Или одурманена.
Лефтрин улучил момент для того, чтобы послать им предупреждающий взгляд, а затем поспешил за Элис.
— Она выглядит очень болезненно, — предположила Сильве.
Лефтрин бросился бежать, а Седрик и Сильве, чуть позади него. С более близкого расстояния Элис выглядела такой изможденной, какой Лефтрин никогда не видел ее. Ее лицо было уставшим и отяжелевшим, и его сердце замерло, когда он заключил ее в объятия. Она ослабла в его руках.
— Я ничего не нашла. — Она произнесла эти слова громко и чисто, но голос ее был безжизненным. Она склонилась к нему и посмотрела через его плечо на Малту. Ее голос дрожал как у старой, очень старой женщины. — Дорогой, я пыталась, снова и снова. Повсюду. Я провела ночь слушая камни, прикасаясь везде, где я думала они могли сохранить это. У меня такое чувство, что с тех пор как я видела тебя в последний раз, я прожила сотню жизней. Я многое узнала, но о том как можно использовать чистое Серебро для лечения или о том, как можно дотронуться до него и не умереть я не нашла ничего.
Элис покачнулась в руках Лефтрина, и он сжал объятия, чтобы удержать ее от падения.
— Элис, я думал, ты ушла, чтобы немного отдохнуть! Как ты можешь так рисковать собой? Мы не Элдерлинги, чтобы так безбоязненно касаться камней.
— Как могла я не делать этого? — спросила она его едва слышно, — как могла..? — Она отрывисто рассмеялась. — Музыка, Лефтрин. Там была музыка, в одном месте, и танцы. Я хотела забыть, зачем я пришла и просто танцевать. Затем я подумала о тебе и пожелала, чтобы ты был со мной, — ее голос затих.
Он поднял ее лицо, чтобы заглянуть в глаза. — Элис? — Взмолился он. — Элис? — Ее взгляд сместился, чтобы встретиться с его. Она все еще была здесь. Жизнь понемногу возвращалась на ее лицо. Седрик склонился к ней и Сильве рядом с ним. Он знал, что они хотят помочь, но он не мог отдать им Элис. Он вдруг увидел в них Элдерлингов, существ совершенно не похожих на него самого и на женщину, которую он сжимал в объятиях. Он хрипло сказал ей на ухо: — зачем ты сделала это? Это опасно. Ты же знаешь что это так! Неважно что говорит Рапскаль или делают остальные, мы знаем что камни памяти могут сделать с нами. Много жителей Дождевых Чащоб утонуло в воспоминаниях. Может Элдерлинги и могут использовать эти камни без последствий, но мы не можем. Я знаю, что ты хочешь знать все об этом городе, но прикосновения к камням ты должна оставить другим. Что заставило тебя совершить подобную глупость?
— Это было не для города. — Сказала она. Он почувствовал, что она собралась. Теперь она стояла на своих ногах, но решила не покидать кольцо его рук. — Лефтрин, это для ребенка, маленького Фрона. И нерожденных детей Беллин. Для… — Она запнулась и сделала
