Значит, дело действительно плохо. Значит, они готовятся биться насмерть. И Келлз проигрывает.
Внутри ощущение осады только окрепло. Кенты перебегали с места на место, готовясь к бою, или просто сидели и ждали неизбежного. Никто не трепался и не скабрезничал, как обычно бывало перед хорошей дракой. Осталось одно смирение.
К нам вышел, играя тростью, Резун, которого все называли Качком.
– Ты заходишь, – указал он на меня. – Ты – нет.
Второе относилось к Дегану.
Тот пожал плечами, отошел к стене и присел. Я не успел уйти со двора, как он уже захрапел.
Меня провели по двум лестницам, показавшимся четырьмя, потом по длинному коридору. Мы остановились у обгорелой двери. Сквозь копоть виднелась тонкая резьба – цветы, листья и птичьи крылья.
Качок дважды ударил палкой, потрудился смерить меня кислым взглядом, повернулся и ушел. Я слушал, как гулко топали его сапоги по половицам. Потом он исчез в темноте.
Я вздохнул и потер щетину. Сколько времени прошло с тех пор, как я был у Мориарти? У Кристианы? Дни сливались, мысли путались. Я моргнул, шлепнул себя по щеке и бросил в рот два зерна. Не помогло.
– Заходи, – послышался наконец голос Келлза.
Я открыл дверь.
Шторы были задернуты, комнату освещали десятки свечей. Кто-то, должно быть, наткнулся на склад посуды, потому что каждая стояла в отдельном бокале и расцветала тюльпаном. Они созвездиями мерцали по комнате, создавая игру света и тени, которая делала бесполезным мое ночное зрение.
В центре комнаты возвышался массивный письменный стол, больше похожий на тризненный. На нем тоже стояли кубки, один меньше другого – лесенка света. А за свечами, почти невидный из-за стола, сидел Келлз, особенно мрачный в неровном освещении. Руки он положил на столешницу и медленно постукивал друг о дружку большими пальцами. В остальном Келлз сохранял полную неподвижность.
Я притворил за собой дверь и сделал три шага, когда заметил, что тени за спиной Келлза пришли в движение. Сначала мне показалось, что это каверзы освещения, но движение повторилось совершенно самостоятельно. Я остановился, всмотрелся и различил высокую темную фигуру в длинном широком плаще.
Моя рапира мигом выскочила из ножен.
– И тебе здравствуй, Дрот, – послышался знакомый глубокий голос.
Кент в сером плаще выступил на свет, но лица под низко надвинутым капюшоном по-прежнему не было видно.
– Какого черта? Что он здесь делает? – резко спросил я у Келлза.
– Дрот, убери клинок, – ответил тот.
– Ты знаешь его?
Келлз поднял бровь:
– А ты?
Фигура в плаще не двинулась с места.
– Я знаю, что ему нет веры, – процедил я. – Еще я знаю, что он привел меня к паре Белых Кушаков, которые были готовы меня нашинковать, и мне также известно, что он слишком хорошо осведомлен о событиях в Десяти Путях. Так что да, я хорошо его знаю.
Человек в плаще издал смешок, и даже Келлз страдальчески улыбнулся. Их веселость не улучшила моего настроения.
Меня посетила неприятная мысль. Я указал рапирой на тень за Келлзом:
– Он что, на тебя работает? Ты приставил ко мне этот ходячий куль?
– Едва ли, – откликнулся Келлз.
– Тогда какого черта он тут обретается?
– Присядь, – сказал Келлз, указывая на одно из двух кресел перед столом.
– Постою, – ответил я, но встал за ними.
– Как хочешь.
Келлз обошел стол и уселся на ближний угол. Он помолчал, откровенно глазея на поношенную одежду Нестора, и пожал плечами.
– С чем прибыл? – спросил он.
Я долго смотрел на своего босса, потом перевел взгляд на человека в плаще.
– Ты не ответил, – сказал я.
– Он здесь, потому что я его попросил, – отрезал Келлз. – Этого достаточно.
– После его подставы – нет, – возразил я. – Он с самого начала заварухи прикармливал меня всякими сведениями и гнал в Десять Путей.
– Разве они были ложными? – осведомился плащ.