Он осушил кружку и поставил ее на стол.
– Теперь нам лучше идти, – сказал он жестче. – Не хочу опаздывать. В конце концов, тебя «вызывают».
– Вызывают?
– Сама госпожа тебя требует, парень. – И Железо хлопнул меня по плечу. – Идем, тебя ждет Одиночество.
25
Дом был большой, располагался удобно и оказался совершенно пуст. Ворота, украшенные литыми ветвями ивы и лавром, вели в летний сад, в котором еще не распустились цветы. Присыпанная мелким гравием дорожка огибала цветущие деревья и заросшие клумбы, ведя к высокому крыльцу.
Это была золотая малина – роскошный, хорошо обставленный дом из тех, что обычно сдавались провинциальным дворянам, когда те приезжали ко двору. Все остальное время они пустовали под присмотром сторожей, если те не сдавали их состоятельным Кентам. В таких домах устраивали игорные притоны или недолговечные бордели, а также проворачивали аферы, для которых требовались роскошные интерьеры, но я не удивился тому, что и Серый Принц снял этот дом для встреч.
Железо вел меня по дорожке, а я моргал, тер глаза и снова моргал. Мы долго выбирались из Десяти Путей, потом шли через весь город. За это время взошло солнце. Теперь его свет отражался от гравия, и глаза слезились и чесались.
Я знал, что это последствия глиммера Тени. Ночное зрение вернулось, но глаза оставались излишне чувствительными к свету, как в старые времена, когда я только-только получил от Себастьяна этот дар. Я знал, что это пройдет, вопрос – как скоро?
Я щурился и моргал, пока мы не очутились в тени парадного входа. Железо вошел без стука. За дверью открылся маленький вестибюль с плиточным полом и настенными панелями темного дерева. Внутри было прохладно. Свет проникал через пару маленьких окон высоко позади.
Я облегчен вздохнул и почувствовал, как напряжение отпустило шею и плечи. Потом заметил женщину под аркой напротив нас.
Наяву Одиночество выглядела иначе. Приталенный камзол и узкие штаны сменило неброское голубое платье, волосы свободно спадали на плечи. В уголках глаз и у губ залегли первые морщинки – не то от смеха, не то от недовольных гримас. Зато глаза были такие же, как во сне: нефритовые с золотом – оттенка, которому мог бешено позавидовать любой ювелир. Они долго изучали меня, после чего Одиночество обратилась к Железу:
– Итак?
Тот подступил вплотную и что-то зашептал ей на ухо. Она прищурилась, но в остальном сохранила лицо бесстрастным.
Когда он договорил, Одиночество повернулась и повела нас вглубь дома, распространяя эхо от мелодично звеневших талисманов на платье и ленте. Я невольно заметил среди них жетоны паломника.
Конечно – давно пора было догадаться.
Мы прошли через три комнаты, одна больше другой. Мебель стояла в чехлах, ковры лежали скатанными у стен. Штор не раздвигали. Пахло пылью и запустением.
Четвертая комната оказалась меньше. Два низких кресла расчехлили, и между ними стоял столик из темного мрамора. На нем лежала раскрытая книга, рядом была погашенная свеча. Окна, судя по шторам и пробивавшемуся свету, занимали всю стену.
Одиночество опустилась в кресло. Я направился к другому.
– Стой, где стоишь.
Во сне она разговаривала иначе – мягко, искренне. Сейчас в ее голосе осталась холодная сталь.
Я остановился и заложил большие пальцы за пояс. Железный Деган встал в нескольких шагах позади.
– Ну? – проговорила Одиночество, когда стало понятно, что я не заговорю первым.
– Дневника у меня при себе нет, если что, – сказал я.
– Это я и так вижу. Где он?
Я заметил, что в гневе она шепелявила сильнее.
– Я не сказал ни Келлзу, ни Тени. Почему ты решила, что скажу тебе?
Одиночество откинулась в кресле и скрестила вытянутые ноги. Они были хороши.
– Им не удалось тебя взять. А мне удалось.
– Угрозы! – усмехнулся я. – Как изощренно!
И сложил руки на груди.
– Дай кое-что объяснить. На меня напал Никко, меня обхаживал Келлз и отлупила Белый Кушак, я нашел в своей спальне парящий труп; я дрался с Тенью – и все это за три дня! И это лишь основные события. Поэтому ты поймешь, если я скажу, что мне начхать на твои угрозы. Если хочешь получить дневник Иокладии, тебе придется привести доводы получше, чем «кровь пущу». Я с самого начала кровоточу и больше не парюсь. Предложи что-нибудь другое или заглохни, к гребаной матери.
В комнате повисло молчание. Я уловил скрипы старого дома, звон колокола в далеком храме и то, как Железный Деган переступил с ноги на ногу. От последнего звука моя шея напряглась.