А теперь убедилась, что это мне не померещилось.
Ева не ушла назад, за дорогу, искать место, где остались остальные. Она совершила самую большую ошибку в жизни, бросившись влево, а не вправо, как мы с Тиной. Калитка двора по эту сторону улицы была запертой, ей пришлось карабкаться через высокий забор. Похоже, замешкалась и не успела быстро перебраться. У нее и обувь неподходящая, и одежда, да и сама она не производила впечатления ловкачки.
Стрела ударила почти точно между лопаток и, видимо, сразу выбила жизнь или хотя бы сознание. Ева так и осталась на заборе: голова, руки и грудь свесились на одну сторону, ноги – на другую.
Тина зажала рот обеими ладонями, выронив лопату, с которой до сих пор не рассталась. Не скажу, что я восприняла зрелище равнодушно, но все же моя реакция оказалась несравнимо мягче. Со стороны, возможно, вообще никак не выдала свои чувства.
После того, на что я насмотрелась у западников и в Цветомобиле, зрелище не показалось невероятно ужасным. Можно даже порадоваться тому, что тело не забрызгано кровью с ног до головы и рана чистенькая, а не в обломках костей и обрывках мяса.
Потрогала одно запястье, другое, затем, решившись, поднесла пальцы к шее.
– Лиска, она ведь не мертвая? – с нотками намечающегося плача пролепетала Тина.
– Помоги мне спустить ее, – попросила я.
– Так она живая?!
– Нет, не живая. И не вздумай реветь! Не вздумай! Я одна не справлюсь, я мелкая, а у тебя руки сильные, вот и давай, помогай, а не то буду обзывать коровой.
– Как ты можешь сейчас говорить такое?!
– Могу и говорю. И ты такой будь. Я тоже не железная, но слезами ты ей не поможешь.
– Я не могу прикасаться к… к ней, – чуть не захныкала Тина.
– А придется.
– Нет… не могу…
– Ты хочешь, чтобы Еву нашли зараженные? Нет? Тогда давай отнесем ее вон к тем воротам. Там куча песка, а у тебя есть лопата.
– Что ты задумала?
– А ты сама подумай.
– Закопать ее в песке? Элли, но ведь орхидей хоронят не так.
– И как же мы, по-твоему, будем ее хоронить? Искать красивую поляну, заросшую цветами? Или ты можешь достать белые орхидеи? Ну и насчет платья тоже придется что-то придумать. Тинка, забудь ты уже об этой ерунде, Еве все равно. Не оставить ее зараженным – единственное, в чем есть хоть какой-то смысл. Чуть-чуть присыплем песком, он скроет ее запах хотя бы ненадолго. Этот кластер скоро перезагрузится, и она исчезнет. Улетит навсегда из Улья и останется в памяти остальных девочек красивой, а не вот такой. Давай, хватайся за ноги.
Тина воткнула лопату в вершину песчаной кучи и сумрачно произнесла:
– Даже памятника нет.
– Если хочешь, можно связать из палочек крестик, – предложила я.
Как по мне – лишнее, но уж очень Тина плохо восприняла смерть Евы, вдруг это хоть как-то ее успокоит.
А может, все дело в том, что я становлюсь жутко черствой и сама этого не замечаю? Если так – плохо. Улей славится тем, что меняет не только зараженных. Иммунные тоже претерпевают разительные метаморфозы, дело здесь не только в дарах моего мира.
Новые умения – ерунда. То, что со временем у нас становятся крепче кости, сильнее мышцы, повышается реакция, улучшается координация движений, – тоже ерунда.
У некоторых меняется душа. Иногда до неузнаваемости. Весельчак и заводила может стать мизантропом, добряк – кровавым убийцей, романтик – женоненавистником, идеальный семьянин – педофилом, честнейший человек – отъявленным обманщиком.
Я не хочу, чтобы со мной случилось что-то подобное, пусть мои недостатки остаются прежними и не обрастают новыми.
– Как ты думаешь, куда исчезают мертвые? – спросила Тина, не отводя взгляда от превращенной в могилу песчаной кучи.
Глядя туда же, я пожала плечами:
– Никому не известно, каждый кластер прилетает со всем, что на нем есть. Оказавшиеся в Улье люди почти все перерождаются, или их съедают набежавшие зараженные, проходит время, появляется туман, и начинается новая перезагрузка. Из очередного мира прилетает новый кусок поверхности – и все повторяется. Куда исчезает старый кластер – никто не скажет. Известно только одно, что улететь вместе с ним не получится. Останешься здесь, да еще и под откат попадешь.
– Я знаю.
– Это все знают, но все равно глупости разные говорят, и некоторые к ним прислушиваются. Вспомни, как мы иногда шептались перед сном.
– Лиска, а как, по-твоему, много разных миров вокруг нас?
