– Хозяина? – удивилась девочка. – Элли, да ну тебя, какой хозяин Улья будет ночью по винограду лазить? Делать ему, что ли, нечего? Это другое, это то, чему даже названия нет, но оно есть.
– Что есть?
– Ну говорю же – не знаю. – Фиалка, разговорившись, начала быстро успокаиваться, почти вернувшись к обычному тону. – Элли, иногда здесь замечают такое, отчего самые смелые мужчины сильно пугаются. Я видела, что один стал заикаться, а еще у него штаны были запачканы. Он всего лишь не вовремя выглянул в окно и после этого поначалу даже говорить не мог, только смотрел дикими глазами. Если видишь что-то, что-то такое… Ну… странное… Если видишь, сразу отворачивайся и уходи. Не приближайся и не смотри, людям запрещено на такое смотреть. А теперь иди в дом, я сказала все, что знаю.
– Все?! Да ты вообще ничего не сказала!
Ханна вскинула голову, закатывая глаза:
– Господи, Элли, ну как тебе это объяснить! Это самое плохое, о чем можно говорить, даже близкие люди помалкивают, а ты вовсю болтаешь. Нельзя, просто нельзя. Если увидела, отвернись и сразу забудь. Улей сам разбирается со своими делами и не любит, когда за его работой подсматривают.
– Если нельзя говорить, откуда ты об этом узнала?
– Я в Улье не первый день и не всегда в Цветнике жила, я много чего знаю, что знать не должна. И да, Элли, если… – фиалка опасливо оглянулась. – Если ты видишь или слышишь что-то такое, о чем нельзя говорить, это значит – вскоре что-то случится.
– Что?
– Не знаю, Элли, что угодно может произойти, тут не угадаешь. Пошли уже, поспи, а я буду всю ночь дежурить, все равно теперь не усну.
– Я тоже.
– Тебе нужно поспать, ты очень постарайся. И не смотри на меня так, больше я тебе ничего не скажу, ты все уже узнала, больше мне сказать нечего.
– Не думаю, что все.
– А ты не думай, ты просто иди в дом и поспи.
– Что будет, если не молчать? Если говорить со всеми о таких вещах?
– Для тебя ничего хорошего не будет.
– Я что, умру?
– Что угодно может случиться.
– Например?
– Слышала страшилки, как иммунные становятся зараженными?
– Это сказки.
– Для тех, кто много болтает о том, о чем болтать нельзя, это не всегда сказки. Стикс решает, кому говорить нормальным голосом, а кому урчать, и он всегда может поменять свое решение. Пойдем, довольно уже с меня таких разговоров, не то неделю спать не смогу.
Проснувшись, я первым делом едва не заорала от неописуемого ужаса. Сама не знаю, как сдержалась, должно быть – голосовые связки парализовало.
Ну сами подумайте, как это выглядело. Лежу себе спокойно на одеяле, расстеленном вдоль бесконечно длинного шкафа, заставленного разной дребеденью, одна рука при этом разлеглась в сторонке ладонью на холодном паркете. И вот сейчас ее касается что-то мягкое, теплое и явно живое, потому что оно шевелится.
Первое, что пришло в голову, – зловонный мертвец выбрался из ванной и обнаружил непрошеных гостей, чему вряд ли обрадовался. Второе – повешенный пожаловался на вторжение в свой склеп невидимым и почти неслышимым демонам Улья, присматривающим здесь за порядком, и они все вместе заявились с нами разобраться.
Вот как тут не закричать?
Но потом подумала, что покойник какой-то очень уж чудной – теплый, мягкий, пушистый.
И родной.
– Фидель?!
– Мяу!
– Зараза, ты же меня чуть до смерти не напугал!
– А?! Что?! – послышался из темноты испуганный голос Лолы.
Разлегшаяся у стены Диана приподнялась на локте и включила фонарик, осветив рыжего проказника, каким-то образом обнаружившего нас в очередной раз, и все лишь ради того, чтобы пробраться в дом и перепугать меня до полусмерти.
Кот, воротя мордочку от ударившего по глазам света, вновь противно мяукнул и, отбежав от меня на пару шагов, обернулся, уставившись с непонятным ожиданием, будто рассчитывая, что я все брошу и помчусь следом, чтобы накормить его вкусненьким.
